Дачные зарисовки

слева и справа.

Жалил он сейчас еле-еле, но подрумяненная поркой нежная попа хорошо различала прикосновения его гладкой и замшевой сторон. Всё это сопровождалось прохладным ветерком, обдувавшим такую чувствительную сейчас попочку. И исходил он не столько от самого ремня, сколько от дуновения из вытянутых вперёд и обращённых в её сторону мужских губ.

— Ну, что? Может ещё погорячее хочешь? — спросил строгий дед, сменив шлепки на щекотание попы.

Ему явно доставляло удовольствие ощущать подушками пальцев горячую нежную плоть выпоротой девичьей попочки.

— Нет, ладно... Наверное, и правда, хватит...

— То-то... Вот и хорошо... ты не одевайся пока, я мигом — схожу крем свой после бритья принесу, булочки твои смажем. Он хороший, красноту уберёт, и в нём этот... ментол, кажется, — жжение снимет.

Вернувшись через пару минут с кремом, дед застал Марину на диване всё в том же положении — на четвереньках. Вот только трусиков на ней уже не было совсем. Они валялись рядом на полу.

— Знаешь, я не могу так вот просто остановиться... Мне надо ещё...

— Как ещё? Куда ж?... — спросил дед, как завороженный пялясь на голую щелочку внучки.

— Вот помнишь, ты сейчас уже меня не порол, а как-то кончиком ремня шлёпал?..

— Ну, да...

— А вот теперь также, только ещё слабее, отшлёпай мне мою девочку! Кстати, как она тебе?

— Да где ж это видано, чтоб девчонок по писе ремнём шлепать?!

— Я так хочу... Иначе с ума сойду!... Ну, пожалуйста!..

Марина приподняла и повернула к нему голову, но он не сразу это заметил, поскольку всё время сверлил взглядом её нежные пухленькие губки.

— Ну, разве что легонько... Ладно... Ты только сразу скажи, если я слишком... Ну, надо же — ремнём по письке... — Причитал мужчина.

Марина снова уткнулась головой в диван, шире расставила колени и выпятила попу вверх, подставляя под наказание теперь свою щелку. Дед зажал в руке конец ремня, оставив всего сантиметров двенадцать и стал примерять, как ему взмахивать им так, чтобы шлепки кожаным языком приходились точно по половым губкам ненасытной до порки девчонки.

Первый лёгкий шлепок прилетел снизу. Ремень лёг сразу на обе губки, а его конец хлестнул по лобку. Второй и последующие были такими же, но порке подвергалась только сама писька, а не лобок. Марина выгнула голову под собой, чтобы видеть, как дед порет ремнём её голую девочку-щелочку. Жжение на коже внешних половых губок было едва заметным и быстро проходило, но оно отдавалось на куда более чувствительном клиторе и внутренних губках вполне терпимой тупой болью.

Стыд от такого наказания был ещё сильнее. Она понимала, что дед сейчас почти в упор рассматривает её половую щель, которую она скрывала от него, как, впрочем, и почти от всех, столько лет. Но сейчас она не просто показывает ему свою безволосую прелесть, и не просто безропотно подставляет ему её под порку, но она сама попросила её именно там выпороть.

Дед, прервав на время порку, должен был сейчас погладить внучку по выпоротому месту,