Дачные зарисовки

бумаге, то шелест ластика, удаляющего с неё неудачные штрихи. Вскоре форма девичьей попы на рисунке стала обретать весьма реалистичные очертания, передаваемые умело подобранными оттенками серого.

— Как там, получается? — спросила натурщица, немного кряхтя.

— Что, уже устала? Так быстро?..

— Нет, нормально... только на живот очень давит.

— Так ты пуговицу на джинсах расстегни, чего как маленькая?

— А можно? Ты меня не выгонишь, подумав, что я перед тобой раздеваюсь?

— Не выгоню. Давай, расстёгивай и стой опять ровно!

Марина расстегнула пряжку ремня на джинсах и верхнюю пуговицу. После этого послушно замерла в той же позе. Не прошло и нескольких секунд, как мерный стук дождя нарушил звук расползающейся латунной молнии у девушки на ширинке: «Ззззз... ззз... «. Марина хихикнула, а дед сделал вид, что ничего не услышал.

— Фух... Нет, не могу я так!... — нервно заключил дед, с шумом бросив карандаш в лоток мольберта.

— Что теперь я не так делаю?... — виноватым голосом спросила девчонка.

— Всё ты так делаешь... Но это — не бёдра! Это — чёрт знает что! Вот — полюбуйся, а заодно и чуть разомнёшься!..

Марина, придерживая, расстёгнутые штаны, слезла с дивана и подошла к мольберту. Бёдра действительно выглядели как-то топорно. Их истинную форму искажала плотная ткань, а все попытки художника компенсировать это делали только хуже.

— А знаешь, что, снимай их! — дед указал на джинсы.

— Снима-а-ать?... — неуверенно переспросила Марина.

— Да! — уверенно сказал живописец, — у тебя же там есть трусики, я надеюсь?

— Е-е-есть...

— Вот и отлично! В них постоишь! Это ненадолго, не переживай! Давай-давай... а то сейчас запал пропадёт — и всё, неделю потом в кулак собираться буду, я себя знаю!

Марина спустила уже расстёгнутые джинсы до колен, вынула ногу сначала из одной штанины, затем, попрыгав на одной ноге, — из второй.

— Бросай их прямо здесь — и марш на позицию! — скомандовал автор будущего шедевра.

— Ну, ладно... — девушка снова встала в прежнюю позу на диване.

Узкие хлопковые трусики в зелёную и малиновую полоску могли скрывать лишь верхнюю часть попы, растянувшись пологом между булочек, и всё еще никому не показывая, что меж них скрыто. Чуть ниже этот полог превращался в эластичный чехольчик, который заботливо окутывал пухлые губки девичьей писи. Если присмотреться, можно было различить, где заканчивается одна её губка, и начинается другая.

Это зрелище явно увлекло и вдохновило художника. Не говоря ни слова, он бесцеремонно переносил на бумагу изящество линий интимных мест тела юной девушки. На рисунке уже и темнела маленькая дырочка ануса, и показались контуры обеих пар половых губ, и, конечно же, во всей красе заиграли стройные девичьи бёдра. На булочках попы стали видны даже тени, придающие им объём, реалистичность и чувственность.

— Ну, вот... совсем другое дело!... — изрёк довольный живописец.

— Можно мне посмотреть-то, что получилось?

— Угу... иди сюда...

Марина снова встала с дивана и подошла к мольберту, по которому дед всё ещё то и дело чиркал карандашом то тут, то там. Её особенно завело то, как дед точно смог