Новая страна встретила Машу приветливо. Первую неделю она жила в семье дальней родственницы — двоюродной сестры ее бабушки, вышедшей замуж за местного после войны, но потом переехала в предоставленную ей комнату в общежитии. Ее соседка Санем приехала из Ирана и училась уже третий год.
‒ На более известный университет родителям денег не хватило, ‒ откровенно объяснила она.
В противовес Машиным представлениям о скромных и тихих персидских женщинах, Санем была бойкой, языкастой и до ужаса прямой. За словом в карман не лезла и говорила сразу все, что думает. Она уже неплохо освоилась в городе, даже немного научилась говорить, но с Машей и друзьями из универа — такими же иностранными студентами — разговаривала по английски.
‒ Тут не так и плохо. Бедновато, конечно, и погода по большей части отвратительная, но все же Европа, есть свои плюсы, — с уверенностью знатока вещала она. ‒ Молодежь вся хорошо говорит по английски, так что не пропадешь!
Как Маша успела убедиться, если местные и не понимали ее английский, то почти всегда можно было перейти на русский, который в городе был тоже широко распространен. Интонации и некоторые выражения звучали для нее странно, но в целом жители были очень доброжелательны и дружелюбны.
Погода тоже пока радовала, золотая осень только начиналась, а море, до которого меньше чем за полчаса можно было добраться на электричке, влюбило Машу в себя мгновенно и навсегда. Каждые выходные она стремилась хоть раз съездить на взморье, выходя на разных станциях, наслаждаясь влажным, соленым ветром, сероватым простором, густым сосновым духом дюнных лесов, поражаясь, каким разным могло оно быть в зависимости от времени дня, погоды и даже ее настроения — будто чувствуя, сопереживая ей, своим неумолкаемым рокотом смывая невзгоды.
В рабочие дни для прогулок времени почти не оставалось. Учебой их загрузили по самые уши. Маша, всегда бывшая чрезвычайно организованной и работоспособной, и то порой начинала паниковать от объема и интенсивности курсов. Вечерами сидела в библиотеке, с лаптопом почти спала в обнимку. А кроме учебы нужно было время, чтобы покупать продукты, готовить на маленькой кухоньке, что была одна на блок из четырех комнат, стирать, убираться. Привыкшей жить на всем готовом девушке приходилось нелегко, но она даже радовалась такой тотальной загрузке, которая не оставляла времени для грустных мыслей и душевных терзаний.
Уезжала она из дома с тяжелым сердцем, до последнего дня сомневалась, правильно ли поступила. В начале очень винила себя, переживала, что предала его доверие, потом стала злиться и обижаться на Германа, который полностью ее игнорировал. Он не ответил ни на одно ее сообщение, не поднимал трубку, когда она звонила, и даже заставил ее пройти через унижение, почувствовать себя чуть ли не грабителем, когда ее ключ больше не подошел к замку его двери.
Как он мог так просто вычеркнуть ее из своей жизни? Словно это время, проведенное вместе, ничего не значило? И именно тогда, когда ей больше всего нужны были поддержка, понимание,