в клетчатой, школьной юбке. Маша закусила губу — все же они были абсолютными профанами в шпионских играх, раз многие видели ее, Машу, когда она приходила к нему.
Но самыми тревожащими были показания бывшей жены Германа, Оксаны, рассказавшей о словах сына, говорившего о девочке Маше, бывшей подругой его папы.
‒ Ребенок же говорит обо мне, называет мое имя! — воскликнула она, прервав рабочую тишину.
Николай Иосифович недовольно оторвался от компьютера, за которым работал. Вот свалилась же ему на голову эта дурочка влюбленная! Жалко парня, конечно, ни за что страдает, но его то возможности тоже не безграничны.
‒ Показания ребенка не могут быть прикреплены к делу. Только показания матери. Но это косвенно может повлиять на решение суда — Маша-Даша — решат, что малыш ослышался.
‒ А нельзя вообще изъять?
‒ Можно было бы. Но в них и много полезного для клиента — о моральном облике, отцовских качествах. К сожалению, свидетеля не вызвать в суд, только письменные показания — те, что есть, — объяснил адвокат.
‒ А почему не вызвать? — удивилась Маша.
‒ Она уехала из России, на пмж к жениху в Новую Зеландию. И мальчика забрала. Как только отца арестовали, подсуетилась, получила разрешение на выезд.
Машу внутренне скрутило от боли. Она представила, каким ударом стало для Германа потерять Марка, в котором он души не чаял. Неудивительно, что он совсем раздавлен, не ищет путей для выхода из сложившейся ситуации.
‒ Постойте, ‒ вспомнила Маша, ‒ Герман до меня встречался с женщиной. Возможно, она сможет как-то помочь?
‒ А! Вероника Степановна Гладкова? Она уже рассказала, что подозреваемый расстался с ней без объяснения причины еще в марте, как раз тогда, по словам Кузнецовой, он стал заставлять ее приходить к нему домой.
Маша схватилась за голову, застонала. Знала же, чувствовала, что он только с ней, что не тот он человек, чтобы гаремы разводить, что ни с кем его не приходится делить, а все равно ревновала, переживала, в какой-то мере так по-детски отомстила, не рассказав сразу правду о полученном предложении из университета.
Адвокат вопросительно посмотрел на девушку.
Маша махнула головой и опять погрузилась в чтение.
Снова и снова вчитывалась в показания Дарьи и что-то ее дергало, что-то было в них не так, но никак не удавалось зацепиться. По словам девочки учитель совращал ее у себя в кабинете после уроков. А потом оставил свой адрес, чтобы она к нему ездила, пригрозив все рассказать, если откажется.
Маша еще раз перечитала — ″в пятницу, 21-его ноября... ″
Вот оно! Стукнула себя ладонью по лбу. Этот тот день, когда они с Юрой остались до самой ночи на факультативе, заканчивая эксперимент с Германом! Девочка не могла знать об этом и солгала!
‒ Если я найду свидетеля, который подтвердит, что 21 ноября, в указанное время первого, якобы, случая насилия, ничего не могло произойти — это поможет? — вскочила она из-за стола, сверкая глазами и сжимая кулаки от лихорадочного напряжения.
‒ Ну... ‒ на лбу адвоката собрались продольные морщины, свидетельствуя о глубоких раздумьях,