Развеянный свет. Часть 5

от предвкушения, но сейчас ничего не чувствовала. Ей не было неприятно, тело отзывалось на механический импульс, она, кажется, даже кончила, но внутри оставалась звенящая пустота.

Понимая, что парень ждет от нее ответной ласки, наклонилась к его ширинке. Он расстегнул пояс, помог высвободить член, горделиво подрагивающий перед глазами — с темной кожей, узкой головкой. Маша, знавшая в жизни лишь одного мужчину, с недоумением рассматривала его, только задним умом поняв, что в Иране, как и во многих жарких странах, видимо, распространено обрезание. Хасан не дал ей времени долго пребывать в размышлениях, мягко надавил на шею, понукая поскорее взять его в рот. Девушка подчинилась. Вкус тоже был не тот. Она совершала привычные движения губами, языком, глубоко вбирала в горло, парню, судя по усилившейся хватке на ее затылке и двигающимся на встречу бедрам, было приятно, но сама оставалась абсолютно безразличной, будто не она сосала член, умело, как заправская шлюха, позволяя долбить себя в глотку, будто смотрела на это со стороны, как на плохую, лишенную и намека на живые эмоции порнушку, когда абсолютно ясно, что актеры даже не слишком искусно стараются притворяться, и речи нет об удовольствии.

‒ Фух, круто! Ради такого стоило ждать, ‒ удовлетворенно выдыхает Хасан, заправляя член обратно в брюки. — А я думал, что ты девственница.

Маша качает головой. Какое это имеет значение?

Во рту ощущает привкус его спермы, поспешно сглатывает, чувствуя поднимающуюся тошноту.

‒ Поедем ко мне, Марú, продолжим вечер? ‒ просит парень, прижимая ее к себе. Черные глаза с длинными ресницами горят восторгом и предвкушением.

Она мягко отстраняется.

‒ Не сегодня.

Выходит из машины, накидывает капюшон на голову, чтобы уберечься от мерзопакостной сырости, падающей с неба, бежит к подъезду высокого здания общежития. В комнате пусто, Санем еще не пришла. Маша собирает сумку для душа и запирается в ванной, пока не занято. Долго стоит под теплой водой, потом остервенело начинает тереть себя мочалкой, стараясь смыть следы чужих рук с тела. Изнутри поднимается горечь и девушку рвет желчью с пеной, пустой желудок содрогается от спазмов, оставляя ее раздавленной и обессиленной. Чувства, которые было отключились, пока она была с Хасаном, сейчас затопили зловонным потоком стыда, вины и разочарования. Ей было противно думать о том, что она так легко, бездумно сделала. Виски болью разрывала единственная мысль — она изменила Герману!

Вернувшись в комнату, позвонила родителям по скайпу, хотелось поговорить с кем-то, кто знает ее другой — чистой, искренней, любящей. Не той, кто отсасывает нелюбимым мужчинам на задних сиденьях автомобилей...

Папа, поздоровавшись, спросив про учебу, ушел спать, мама же оживленно болтала, рассказывая обо всех новостях. Маша слушала вполуха, не сильно вслушиваясь, просто было приятно слышать родной голос, купаться в доброте материнской любви и безусловном принятии.

‒... говорят, изменили статью, представляешь? До сих пор не могу поверить, что такое возможно! Я так надеялась, что все ошибка! — мама расстроенно причитала, видимо, рассказывая о чем-то неприятном.

‒ Да? ‒ не поняла Маша, ‒