По следам Аполлинера 30. Ночь ошибок

остроты ощущений и начну визжать и кричать так, что разбужу не только мужа, но весь дом.

— Понятно. Но судя по тому, что вы сейчас не визжите, не кричите, особого удовольствия сейчас вы не испытываете. Даже находите время беседовать со мною, будто между нами ничего не происходит.

— Да нет, что ты, миленький. То, что и как ты делаешь, доставляет мне немалое наслаждение. Но чтобы оно достигло пика, мне нужно время. Причём немало. Но потому, как ты всё убыстряешь и убыстряешь свои толчки, мне кажется, что его не хватит и на этот раз.

— Что же мне делать? Остановиться на немного?

— Что толку? Я-то в это время не буду получать удовольствия... Давай-ка поступим так: ты переворачиваешься на спину, а я осёдлываю тебя сверху. Поди, так тебя ещё никто этому не учил?

Я предпочитаю скромно молчать, но с готовностью меняю позу. Тётушка взбирается на меня, расставив колени около моих бёдер.

— Вот так, миленький... Где там вой огурчик?

Просунув руку себе под задницу, она нащупывает искомое, вводит этот предмет в своё жаркое и сочащееся лоно, а затем принимается скакать. Причём довольно ...ретиво. Теперь уже ей не до слов. Дыхание становится прерывистым. Я держусь за её прыгающие бёдра и в какой-то момент ухитряюсь просунуть под неё ладони и начинаю пальпировать ягодицы.

— Ах, вот здорово! — вырывается из её уст. — А будет ещё лучше, если ты сумеешь приподняться и обхватить меня одной рукой за шею...

Так как ничего нового для меня в этой просьбе нет, я её исполняю, приникнув губами к мякоти грудей и осторожно сжимая зубами то один, то другой сосок.

— Какой же ты у меня молодец! — чуть ли не кричит уже тётушка, тяжело и громко дыша. — Сейчас, сейчас!... Ещё чуть чуть!... Ах, ах, ах!

Я ощущаю, как содрогается её таз импульсивно содрогается, а мой пах обильно увлажняется её выделениями. Сделав ещё несколько подскоков, тётушка тесно-тесно прижимается ко мне, обнимает и благодарно целует. Но освободиться от моего сё ещё стойкого хуйка не спешит.

— Какой же ты молодец, миленький! — повторяет она, прижавшись ртом к моему уху. — Доставил такое наслаждение! Я теперь твоя вечная должница. Проси, что хочешь!

— Ну, всего того, что мне хочется, вы мне дать не сможете.

— Отчего же? Проси всего, что желаешь...

— Кроме, конечно, согласия на лишение девственности ваших милых дочек?

— Разумеется... Хотя, как я поняла, сами они не прочь попробовать. Но потому и старалась, чтобы отбить охоту к этому если не у них, то у тебя, вступив с ними в своего рода конкуренцию. Да что от тебя скрывать? Ты же знаешь...

— А кто не знает? И девочки тоже. Потому и бесятся порою.

— Да, забот с ними хватает, и приходиться пускаться на всякого рода хитрости, которые не прибавляют нам ни славы, ни чести.

И всё это она произносит, продолжая восседать на моём стержне, время от времени приподнимаясь на нём, чтобы снова