придётся отдать ей пальму первенства.
Я присаживаюсь на корточки перед её коленками, склоняюсь над её совсем ещё безволосым лоном и, малость раздвинув кончиками своих пальцев его припухлые края, просовываю внутрь язык.
— Ну что скажешь, малютка, приятно? — интересуюсь я, приподняв голову, чтобы сделать передых.
— Ещё как! Продолжай же!
Я опускаю голову, чтобы продолжить. Но теперь моя правая рука устремляется к промежью Веры, и принимается пальпировать её устье. Оно, кажется, довольно влажным. Легко нащупывается и клитор величиною со спичечную головку, но моментально начинающий твердеть и увеличиваться в размере. Пробую просунуть вглубь палец, но он не идёт дальше первой фаланги, во что-то упёршись.
— Ой, больно! — вскрикивает она.
— А мне нет! — похваляется Надя.
— Погоди, если дело дойдёт до лишения тебя девственности, то и тебе не избежать боли, — заверяю я её.
— Ну и что! Я готова!
— Дай-ка мне убедиться в этом, — говорю я, приподнимаясь.
К моему удивлению, мой кончик уже совсем не похож на то, что он представлял собою десяток минут назад в постели госпожи Жуковой. И перехватив устремлённые на него взгляды девочек, заявляю:
— Как говорил этот самый злосчастный Сатюрнен, «некто незваный горделиво поднялся торчком». Вот им я сейчас и пробую проткнуть ваши пипки. Идёт?
И, не спрашивая согласия, — оно для меня было несомненным, — подвожу свой эрегированный член к губкам Нади, чуточку просовываю его между ними, собираясь осторожно поводить им вверх и вниз, как та, может быть, вспомнив соответствующую сцену из цитированного уже романа, хватает его своими пальчиками и пытается ввести его дальше. Но тут же вскрикивает:
— Ой, больно!
Причём довольно громко.
— Ну вот, — констатирую я. — Сейчас заявится сюда разбуженная вами мама и устроит нам скандал. Быстро гасите свет и дайте мне возможность привести себя в порядок и улизнуть отсюда!
Свет тут же ими тушится, и в темноте, уже направляясь к выходу, я слышу, как кто-то из девочек, хихикая, шепчет:
— Вспомни в случае чего о Туанетте!
30. 8 — и всё-таки с тётушкой.
Не сообразив впопыхах, о чём идёт речь, я вспомнил об этой матери Сюзон и мачехи Сатюрнена сразу же после того, как оказываюсь в коридоре и кто-то хватает меня за плечи, начинает трясти:
— А вот и ты, непутёвый, откуда и куда путь держишь? Неужто от моих дочурок?
— Это вы, Татьяна Николаевна?
— Я самая... Что скажешь?
— Да вот уже второй раз направляюсь к вам в надежде обнаружить дверь не запертой, — шепчу я, обнимая и крепко прижимая к себе.
— Вот как!... А по дороге забрёл к Вере и Наде... И что же узнал от них?... Есть что поведать? Тогда заходи и рассказывай.
В комнате, куда она вводит меня, мне сразу же в глаза бросается свет от двух включённых на максимальную яркость керосиновых ламп и пустая постель.
— А где же Алексей Иванович? — недоумённо спрашиваю я.
— Спровадила его на часик-другой прогуляться по окрестностям...
— Как же вам это удалось?
— Сказала, что не могу заснуть из-за его храпа.
— Он