Таёжный Абырвал

Мария Михайловна была подавлена и решительно не понимала, как теперь себя вести и что думать по поводу того, чему она стала невольным свидетелем. От этих мыслей она окончательно почувствовала себя угнетённой, так что ей едва ли не физически стало дурно.

Когда все снова собрались за столом пить чай, под каким-то благовидным предлогом, накинув шубку на плечи, выскользнула из дома. Она надеялась, что вечерний морозец поможет привести её мысли в порядок.

Но на большой деревянной веранде она оказалась не одна.

— Витенька, ты куришь? — вид сына, извлекающего папиросу из портсигара и прикуривавшего от масляной лампы на веранде дома, её расстроил.

Вместо ответа Виктор выпустил изо рта клуб дыма и, облокотившись на деревянные перила, с улыбкой пожал плечами:

— Простите, маменька... Если вы хотите, я выброшу папиросу...

Мария Михайловна замотала головой:

— Нет-нет... — она вздохнула, — что уж... вырос... взрослый теперь..

Она прижалась к сыну, и они долго так стояли молча, наслаждаясь теплом друг друга. Слова им были не нужны. Виктор затягивался пахучей папиросой, выпуская клубы сизого дыма поверх головы матери, прятавшей лицо на его груди.

Немного спустя Мария Михайловна отстранилась:

— Я... Я... Не знаю, что и подумать... Но я благодарна тебе, что ты... что ты не дал мне обнаружить себя... Там... Ох... Я думала, что в обморок упаду..

Виктор сразу понял, о чём она. Он покачал головой:

— Маменька... Я думаю, это не наше дело. Плохо, что вы это увидели.

Он вздохнул и вдруг стал с каким-то странным отстранённым выражением стал говорить:

— Вот кто-то же додумался, надзорный железнодорожный пост поставить именно здесь... Глушь... — он кивнул головой поверх головы матери туда, где вокруг распорядительной станции ютилось с десяток деревянных домишек, всё что являло собой поселение рабочего люда станции, — отсюда вёрст 70 наверх к реке и Большая Рязановка, село домов под сто. Ниже, около сотни вёрст и Архангельское, ещё одна деренвня, но поменьше она будет...

Он ухмыльнулся и как-то медленно, едва ли не по буквам с наигранной мечтательностью произнёс:

— Там Ц-И-В-И-Л-И-З-А-Ц-И-Я... — странно было подобное слышать из уст юноши, выросшего в столице, — да, маменька... По здешним меркам, Большая Рязановка и Архангельское не больше, не меньше, но здешний оазис цивилизации!

Мария Михайловна непонимающе посмотрела на сына. Признаться, ей и самой было неприятно заводить с родным чадом разговор на тему того, что произошло между Борисом и Катенькой. Но вести себя так, как будто вовсе ничего не случилось, как ни в чём не бывало, она тоже не могла. Одним словом, и не говорить об этом она тоже не могла. Быть может, таким образом, Виктор меняет тему разговора?

Как бы-то ни было, но Виктор продолжал, как будто не замечая взора матери:

— А здесь на станции... — он снова вздохнул, — хм... с десяток семей... стрелочники и смотрители. Все местные. Из крестьян. Хм... Ну, по здешним меркам у них тут просто огромное жалование! Но то для простого люда... А человек с образованием сюда же не в жизнь