в пропасть, Май, ты уже лети-ишь... И я тебя поймаю там, внизу, если, конечно, ты мне веришь. Ты мне веришь, Май? Кивни.
Верю? Чёрта с два. Ни единому слову я не верю, потому что помню, как удобно лежит плеть в ладони, когда перед тобой — беззащитная голая плоть. Как трудно остановиться, даже зная, что всё понарошку. А когда почувствуешь реальную власть, когда есть только зверь и добыча — возможно ли это вообще, остановить себя, когда пасть уже сдавливает трепещущее горло, а горячая сладкая кровь вот она, стоит только сильнее сжать зубы?
А ещё не верю потому, что от него за километр несёт фальшью. Наигранной театральностью, и вот эти слова все красивые, про толчки в пропасть — не идут они ему, не сочетаются с замусоленным комбезом и старой бейсболкой. За подобным должен стоять опыт, это должно быть пережито и выстрадано, а не вычитано в статусах «ВКонтакте». Сколько ему лет? Не больше четвертака, а то и меньше — крупное телосложение добавляет лет. Щенок, пытающийся играть в волка — вот он кто. Но тем и опасен — не видя пределов, не зная своей силы, рискует заиграться.
Но мне нужно, чтобы он верил мне. Нужен шанс. И поэтому я киваю. Я бы даже улыбнулась, если бы это имело смысл, если б не скотч.
— Молодец.
Пальцы перебираются к пуговицам, расстёгивают их медленно, одну за одной. Где-то в невидимом мне динамике женский голосок напевает про встречу в маршрутке. Сюр.
Я не вижу, что делает Хищник, для этого надо опустить голову, а петля заставляет держать её ровно. Не знаю, куда девать глаза, взгляд бегает, перескакивает с предмета на предмет, всё что угодно, лишь бы не смотреть в лицо насильнику. В конце концов я их просто закрываю. Видимо, он принимает это за признак удовольствия, хмыкает одобрительно, притягивает меня за талию, и я чувствую, как его губы касаются моих через скотч — такой себе поцелуй в презервативе. Он входит во вкус, в дело идёт уже язык, плёнка похрустывает, когда парень прикусывает мои губы, рука ложится на затылок, как раз на шляпку моего призрачного костыля. Больно, блин! Я издаю сдавленный стон, но, надо думать, он тоже будет занесён Ромой в список его побед.
Потом наступает черёд моих сисек. Я молча терплю, стараясь не дёргаться от отвращения, пока Хищник их мнёт, гладит и облизывает. Интересно, он и правда думает, что это доставляет мне хоть какое-то удовольствие? Как минимум половина знакомых мне мужиков свято верит, что женщина способна словить кайф при изнасиловании, если насильник будет более-менее старателен. Им без толку пытаться донести, что главный женский половой орган — мозг, что всё наше возбуждение кроется именно там, и если мужик «не цепляет», то можно хоть сутки елозить на женщине внутри и снаружи, но толку будет ноль, хоть член в мозоли сотри. Есть, правда, дамочки с вывертом сознания, вроде той же Алисы, секретарши Ужратого, которая кайфует от боли