и больше ни разу не позволил себе взглянуть на него.
Свои торговые вопросы хозяин решал больше двух недель. Днем я его не видел, почти все время проводил за книгами. Мы встречались ночью. И почти каждое утро я получал подарки. Это всегда была одежда и я не уставал удивляться, что все вещи были мне впору.
Ко времени возвращения у меня был целый гардероб, даже мешок понадобился для вещей. Кроме самой первой рубахи, остальные были проще и дешевле — рубахи, штаны, обувь. Летние и зимние. Даже куртка у меня теперь была своя, мехом внутрь, длиной до середины бедра, теплая и новая. На голову — шапка с длинными ушами, их можно было для тепла обматывать вокруг шеи.
Дома управляющий позволил мне хранить эти обновки в ящике у входа на кухню и даже дал замок, ключ от которого я носил с собой на поясе.
Теперь я сопровождал хозяина во всех поездках, исполняя роль личного слуги. Он стал брать меня с собой и на ежедневные тренировки, гоняя с тренировочным мечом по плацу. Мои обязанности на кухне почти полностью перешли к Рауду. Я стал охранником, неся службу вместе с еще пятью слугами — все они, в отличие от меня, были свободными и служили за плату. Правда, иногда кухарка по старой памяти отправляла меня за водой, если видела во дворе. Я не возражал.
Я оставался любовником хозяина. Такое его постоянство удивляло всех в усадьбе. Оказывается, обычно он никем не интересовался больше одной-двух недель. При этом пол не имел значения — мужчины сменяли женщин и наоборот. Дольше всех до меня в его постели пробыл Дейл — три месяца. Я не хотел бы повторить его судьбу и стать развлечением для остальных рабов, когда надоем хозяину. Только вот от моего нежелания ничего не зависело.
Каждую ночь хозяин по-прежнему сношал меня. Теперь не было нужды уходить от него рано утром и игры, начатые вечером, продолжались с рассветом. Он перепробовал все мыслимые позы, но любимой оставалась поза на боку. Ему все так же нравилось, когда я кончал под ним. Мне тоже нравилось все, что он проделывал со мной. При этом женщины, как и раньше, вызывали у меня желание, а вот мысль отдаться любому другому мужчине отзывалась тошнотой и спазмами в животе. Я не хотел думать о том, что со мной случилось, не хотел даже мысленно признавать, какие чувства испытываю. Пусть все идет как идет...
Мы начали разговаривать. Раньше он предпочитал отдавать приказы, даже в любовной игре я всегда подчинялся его желаниям, мои его не интересовали. Теперь, лежа в постели в его объятиях после соития, я отвечал на вопросы. Его интересовали разные вещи — иногда мое прошлое, семья. Иногда то, как я жил в усадьбе. Мы могли говорить на самые неожиданные темы, однажды обсуждали вопросы веры. Он изредка рассказывал о своей жизни. Гораздо реже, чем расспрашивал обо мне. Мне нравилось, лежа головой на его груди, слушать