Раб

соития, он ложился головой мне на грудь. Я спрашивал, а он с удовольствием рассказывал о прочитанных книгах. Ему было скучно, и читал он целыми днями. Раскопал книжку о различных растениях и просвещал меня в сельском хозяйстве. Вообще-то, мне показались интересными некоторые идеи — например, о смене культур на одном участке и возможности высадки не семян, а рассады. Я решил по возвращении посоветоваться со Стейнмодом — он лучше меня разбирался в таких вопросах.

Я взял Уголька с собой, на ярмарку. В этот день никаких деловых встреч не намечалось, и мы просто бродили по торговым рядам. Он разглядывал все вокруг, смотрел на людей и выставленные товары. И ничего не просил купить. В конце концов, я привел его в оружейные ряды. Здесь-то я и заметил единственную вещь, которая его по-настоящему заинтересовала. Меч. Небольшой, не тяжелый, как раз ему по руке. Надо же, оружие. Я готов был стукнуть себя по лбу за недогадливость. Я слишком привык, что он — раб. Собственность. Человек, чьей судьбой я волен распоряжаться. Но родился-то он свободным. Судя по фамилии, в дворянской семье. Значит,...его воспитывали, как воина. Он и есть воин, захваченный в плен во время боя. И наверняка ждал, что семья заплатит за него выкуп, хотел стать свободным человеком. Требования о выкупе я не посылал. Но на нем кожаный рабский ошейник, значит, он еще мог надеяться. На то, что вернется домой, вернется в ту жизнь, из которой оказался вырван. И в которой не будет меня.

После возвращения в усадьбу я стал брать его с собой на ежедневные тренировки. Он оказался отличным мечником, гибким и подвижным, но в то же время сильным. Конечно, поначалу чувствовалось почти годичное отсутствие практики, но базовые навыки были хороши. Он сказал, что у него был учитель фехтования, какой-то известный в их краях мастер, который учил и его, и братьев. К тому же он владел метательными ножами и неплохо обращался с кинжалом. Меня ему победить не удавалось, но понятно было, что вскоре все может перемениться — он быстро набирал форму. К тому же он хорошо управлялся с луком, давая мне здесь большую фору, я никогда не считал лук серьезным оружием, другое дело арбалет. Но в меткости попаданий в цель чем угодно — стрелой, болтом или ножом — он меня, безусловно, превосходил.

Я решил, что такого хорошего бойца можно с гораздо большей выгодой использовать в охране, а не на кухне, как до сих пор. Я поговорил со Стейнмодом, он был недоволен моим предложением дать оружие в руки рабу. Но возражать мне открыто не стал, согласившись принять любое мое решение в этом вопросе.

А я в какой-то момент понял, что если Уголек решится на побег, я не буду его искать. Я оформил бумаги о предоставлении ему свободы, но не отдал. Не смог, не готов был к тому, что он захочет уйти, не хотел его потерять.

Теперь он сопровождал меня