Раб

кресле, которое поставил рядом с лавкой. На следующий день он затих — перестал бредить и метаться. Лоб, еще вчера пылавший, стал холодным, лицо почти сравнялось цветом с белой тканью подушки. Я снова послал за лекарем. Тот посмотрел раненого и удивился, что жар спал так быстро:

— Он молодой, крепкий. Конечно, придется полежать еще несколько дней, но теперь он точно поправится. — Я, наконец-то, смог вздохнуть спокойно. До этих слов я сам жил как в лихорадке, теперь напряжение спало и я, оставив возле него одну из служанок, ушел спать.

На следующие полмесяца я практически поселился в кабинете. Он лежал на лавке, я сидел за столом, занимался делами и все время смотрел на него, слушал его дыхание, когда он засыпал. К себе я уходил только спать. Слова лекаря меня успокоили, я и сам видел, что ему становится лучше, но как же медленно! Он смог подняться только через неделю. Я смотрел, как он неуверенно, на дрожащих от слабости ногах, подходит к окну, чтобы посмотреть на море, и был счастлив оттого, что он со мной, я его не потерял.

Еще через пять дней он с лавки перебрался в мою постель. Лежать днем он больше не хотел, до дежурств я его пока не допускал, и он целыми днями читал, иногда выходил за ограду к морю. Оно пока было покрыто льдом, еще несколько недель должны были пройти до того, чтобы началась весна. Но ему нравилось стоять на берегу и смотреть вдаль. Здесь я его находил, когда отсутствие становилось слишком долгим, я не хотел, чтобы он замерз.

В постели я боялся его тронуть, чтобы не сделать больно. Я скучал по нему, но готов был ждать еще. А он — нет. Мне приходилось быть очень осторожным, чтобы меньше тревожить раненую руку. Длительное воздержание сделало наши соития еще более желанными и сладкими. Я медленно входил в подставленную мне попку, начинал двигаться, стараясь быть как можно аккуратнее. Больную руку мы укладывали ему на бок, поэтому я не мог дотянуться до его члена, не тронув ее. Он сам обхватывал свой член, двигая по нему ладонью в одном ритме со мной. Я чувствовал его оргазм по сокращениям ануса и изливался в него. Мы оба хотели бы большего, я целовал его шею, плечи, спину. Он постанывал от возбуждения. Иногда он просил меня встать на колени перед ним, брал мой член в рот, обнимал меня здоровой рукой за ягодицы, притягивая к себе. Я двигался, стараясь не входить слишком глубоко. Его губы и язык заставляли меня испытывать острое наслаждение. Я кончал ему в рот, а он сглатывал мое семя, облизывал становящийся мягким член и мошонку.

Он выздоравливал полтора месяца. В начале весны мы снова отправились в путь.

В середине весны я получил письмо от Ингвара — старший брат писал, что семья давно не собиралась вместе, поэтому мне следует ждать гостей к концу второго весеннего месяца.