работы этого импрессиониста, — сказал Нина Георгиевна, не подозревая, насколько близка была её супружеское достояние к вторжению чужого члена. — В них нет женского изящества, только многоцветие. Да встаньте, же, в конце концов! Нечего рассматривать мои пуанты и лодыжки.
Большаков вскочил на ноги так стремительно, что Нина Георгиевна вынуждена была немного отступить.
— Да? — вскричал Бестужев. — А портрет балерины Карсавиной в рисунке Валентина Серова! Или — пастель Косорукова солистки Большого театра Екатерины Максимовой в «Икаре»! В них нет, так называемого, «многоцветия». Одна монохромная графика. Но, какая скрытая динамика! Imрrеssiоn отдыхает... Вы же были знакомы с Максимовой?
— Была... — Бестужева со стороны вдруг заметила выпирание из солдатского галифе внушительное «хозяйство», и быстро перевела внимание выше, на раскрасневшееся лицо оппонента.
«Действительно, там у него что-то впечатляющее», — подумала она мельком, и, не сдаваясь, двинула в словесную атаку очередной аргумент:
— Ваша фамилия, товарищ рядовой, не Серов и не Косоруков...
Большаков не стал отводить глаза и спокойно принял распахнутый и, несомненно, удивлённый взгляд, немного растерянной женщины. Теперь он был рад, что балерина заметила его возбуждение.
«Брависсимо! — шепнул в его голове «Я», — Пусть знает, что ты её хочешь!»
«Грубая провокация, — констатировал в черепушке «Борис».
«Петрович» молчал. И, возможно, мысленно, онанировал...
— Совершенно верно! — сказал Большаков. — Я не Серов, и не Косоруков. Даже... — здесь Боря постарался проявить иронию, — не Эдгар Дега. Но фамилия «Большаков» звучит тоже неплохо, и у меня есть время это доказать!
Оба, как бы «сверлили» друг друга.
Никто не хотел оказаться слабым и потому принимал условия словесного поединка в полной готовности добиться победы.
Но весы зависимости уже давили на хрупкие плечи Нины Георгиевны.
«Как руки мужчины, заставляющие стать на колени и сделать минет... «— пришло ей в голову нелепое сравнение, и она решила, что надо это запомнить, использовать в будущей книге...
Минет, ни минет, а приходилось идти на уступки.
— Хорошо, — сказала Бестужева с выдохом. — Допустим, что я позволяю вам, какое-то время, присутствовать на занятиях и делать наброски учениц...
— И вас.
— И меня...
— Это было бы здорово!..
— ... но с условием — не мешать репетиции и, не злоупотреблять рабочим временем.
— Что, вы! Я и ночью могу заниматься оформлением сцены. Основные контуры рисунка с эскиза на полотно задника уже перенесены, остаются малярные работа с элементами цветовых растяжек и лессировок. Всё будет сделано в лучшем виде и в срок. Обещаю! Можете, для контроля, приходить сюда в любом часу ночи... Убедитесь, что рядовой Борис Николаевич Большаков не болтун... И чайком побалуемся...
«Скажи её, что угостишь вафлей, — подсказал «Петрович», — посмотрим, как отреагирует».
«Она может и не знать пошлого значения этого слова», — заметил «Борис».
«Всё равно, интересно».
— Вы любите чай с вафлями? — немного волнуясь, спросил Большаков.
— Люблю, — с некоторой паузой ответила Бестужева.
— Вот и отлично, будет желание — угощу...
О втором значении слова «вафля» Нина Георгиевна прекрасно знала...
...
«Петрович» ликовал:
«Какая сговорчивая девочка!»
Большаков велел ему не мешать, взял альбом, карандаш с мягким стержнем, разработанный ластик и пошёл из спортзала на второй этаж вслед за, дождавшейся