Моя дочь — моя сучка. Продолжение

что, что я мечтал об этом?! Фантазии — это фантазии, которые, как правило, не выдерживают столкновения с реалом. И вот — встреча с реальностью состоялась, бадышь! И теперь у меня, как бы это сказали специалисты — футур-шок... от встречи с этой самой реальностью...

Знал ли я — что сказать дочери? Вряд ли. Никто не знает тех слов, что должен сказать отец своей дочери, случись с ним подобное, но... Блядь! Я все же её отец!

Настя же смотрела прямо вперед, через руль — в ледяную корку покрывавшую стекло лобового окна, а я молчал, не зная с чего начать разговор. Эта тишина нарушаемая лишь пронзительным воем заиндевевшей системы отопления автомобиля, длилась минут пять, пока я, не найдя в себе силы, как мне казалось — спокойно не произнес:

— Настя, дорогая, зачем ты это сделала?

Дочка все так же глядя вперед, стерла эту неестественную маску улыбки с лица, и повернувшись ко мне, ответила:

— А ты зачем это сделал? — она с таким спокойствием и безмятежностью посмотрела мне в глаза, что мне на секунду показалось, что этот мир сошел с ума, или я сошел с ума, как будто это я заставил её сделать! Пока она мне не пояснила: — Зачем ты дрочил в мои трусики?

Блядь! Я думал, что это та тайна, которую она не узнает никогда! А оказывается — она все это знала! Она знала, что я накончал в её трусики, а потом закинул их в стиралку! Видимо, дочка, не найдя их в бане, переворошила секцию для белья в автомате, и обнаружила на своих трусиках мою сперму! Это был эпичный пиздец! Чуть ли не эталон всех пиздецов сразу, случающихся раз в столетие... Нет! В тысячелетие!

И что ответить ей на это — я не знал. Я, наверное, тут же покраснел как рак, так как Настя улыбнулась лишь краешками губ, отметив мое смущение, снова повернула голову прямо вперед. Но молчать было нельзя, и поэтому сквозь стыд, сквозь смущение, сквозь ложь — парализующую мой язык, я снова попытался найти оправдание в морали.

— Ты же понимаешь, что такого между отцом и дочерью быть не должно? Верно?

Она ухмыльнулась, и не поворачиваясь ко мне, ответила:

— Почему? Например, я знаю парня, который ебал свою родную сестру на протяжении пяти лет вместе со своим двоюродным братом... Одновременно... Почему отец не может трахать свою дочь?

Это не было вопросом, это было утверждением — грязным, матерным, аморальным, как будто нечто такое, что давным-давно решено и пройдено — самая настоящая обыденность, как нечто само собой разумеющееся. Я не особо умею играть в эти абстрактные образные конструкции и ментальные проецирования, так как не психолог, а инженер, привыкший иметь дело с конкретикой. Поэтому, чтобы представить то, что сказала мне дочь, я должен был вникнуть в ситуацию, о которой совершенно не имел никакого понятия. При чем тут братья и сестры, когда мы с ней — отец и дочь?! Ведь речь идет о нас!

Дочка же поняв, что мой