увидеть?
В ответ мне, поднялся сильный ветер, который к счастью дул мне в спину, и хотя на ногах от крепкого напора стоять мне было довольно трудно, но зато дыхание не перехватывало. От ураганных порывов крест на могиле задрожал, заскрипел и не выдержав ударов стихии с треском ломающегося дерева повалился, сначала на бок, а потом плашмя на землю. После этого вихрь почти сразу сник, перейдя в легкий бриз.
Что-то подтолкнуло меня подойти и взглянуть на вывернутое распятие. Подобравшись поближе я с удивлением отметил, что его перекладины странным образом легли в аккурат между четырех зажженных больших квадратных свечей, расставленных на могиле. Почему ветер так и не смог затушить свечи, несмотря на то, что ему хватило сил разломить под самое основание траурный знак, я никак не мог понять.
На всякий случай я еще раз взглянул на образованный стихией символ, стараясь поскорее запомнить его, и не зря ведь мое путешествие, организованное мозгом, еще не закончилось. Земля на могиле стремительно начала приподниматься, словно из-под нее кто-то пытался выбраться наружу, отчего я не удержался на ногах и нелепо рухнул на спину, больно ударившись затылком о какой-то камень.
Мне казалось, что я лежу так целую вечность, смотря на черное, усыпанное мириадами звездных огоньков ночное небо, не в силах подняться, придавленный чьей-то крепкой рукой, а в ушах стоял постоянный звон целого хора детских голосов: «Кто она? кто она? кто она?» Я зажмурился и что есть мочи закричал: «я не знаю».
Тут оказалось, что лежу я уже совсем не на могиле, а прямо на асфальтовой дорожке перед небольшой лесенкой, сложенной из каменных ступеней, которые заканчивались большой смотровой площадкой. На этой площадке громадиной чудовищной стрелы с зеленным окончанием крыши вырастало какое-то здание похожее то ли на церквушку, то ли на вышку. По мне так в ней было что-то фаллическое, и блестящая золотая луковица смотрелась точь-в-точь как настоящая залупа.
...Я поднялся на ноги и, подойдя поближе к часовне, попытался осмотреть окрестность холма, на котором я очутился. На горизонте мягкими длинными перетекающими увалами красовались горы, а под ними ослеплял тысячами огней незнакомый мне город, бурлящий своей ночной жизнью, которая, впрочем, не доносилась до меня ни гулом автомобилей, ни жужжанием потревоженного роя человеческих голосов, ни шорохом раскиданных ветром бесчисленных бумажных и полиэтиленовых пакетов.
Совсем рядом с холмом прижимались друг к другу одноэтажные домишки городских окраин, а дальше вслед за изгибающейся дугой огненного полукольца широкого проспекта убегали к горизонту высокие коробки стекла и бетона. Что это за место я никак не мог понять, однако точно был уверен, что раньше здесь не бывал.
Завороженный я долго осматривал открывшуюся мне красоту пока не почувствовал за спиной чей-то напряженный взгляд, который словно буравит меня. Я резко обернулся и увидел прямо на лесенке с ажурными коваными перилами, ведущей в саму часовню сгорбленную старушечью фигуру, одетую во все черное.
Заметив, что я обернулся в ее сторону, женщина опустила