ней, но всякий раз это кончалось чувством, что он говорит с фикусом. У Графини не было никаких особых примет — ни мимики, ни голоса, ни повадок. Несмотря на все это, она вызывала в нем... не то что интерес, но, пожалуй, любопытство. Она и сама украдкой косилась на него.
Володя не понимал, откуда растет эта странная тяга: в группе было полно куда более интригующих существ, которых любил обсудить с ним Васька Пулюй, его новоиспеченный френд:
— Вот это сисяги! Смотришь — и яйца потеют!
Володя поддакивал, хоть там были не столько сисяги, сколько умение их оголить и подать. Конечно, с Васькой он не обсуждал Графиню — тот ничего бы не понял. Да и сам Володя ничего не понимал.
Однажды они с Пулюем трепались на подоконнике в туалете, у раскрытого окна. Жара не утихала, и остро не хватало воздуха.
— Дык понимаешь, какое дело... — тянул Пулюй. Володя молча слушал (он вообще больше любил слушать, чем говорить).
И тут случилась странная вещь. В раскрытой створке окна, куда глядел Володя, вдруг нарисовалась девушка какого-то необыкновенно сказочного вида, как эльфийская принцесса или фея.
Володю прошибли мурашки. В следующую секунду он уже понимал — «отражение» — но мурашки продолжали носиться по телу. В тон им где-то пророкотал гром (или какой-то другой далекий бабах — хрен его знает, что в этой Москве может греметь).
Девушка взялась за свои темные локоны, уходящие куда-то за край окна, и стала расчесывать их, как русалка.
Володя наконец сообразил, в чем дело. Рядом, за углом корпуса, был женский туалет. Отсюда он не был виден, но в раскрытой створке окна отражалось его окно. Хорошо, качественно отражалось: за стеклом была темная стена, солнце светило сзади, — получилось самое настоящее зеркало. Девушка, как и они, присела на подоконник, думая, что ее никто не видит. Казалось, сама Галадриэль снизошла из чертогов Лориэна в местный сортир...
В ней было что-то очень, очень знакомое.
«Ччерт!... «— беззвучно протянул Володя, вглядываясь в стекло.
— ... Дык ведь вот ведь как, понимаешь... — не унимался Васька. — Эээй! Че, в астрал ушел, чтоль?
— А?... — дернулся Володя. — Слухай, Пулюй. Помнишь, ты мне во вторник в шахматы продул?
— Ну? — помрачнел Васька.
— Баранки гну! Дуй за пивом на двоих.
— Что, в сортире?!
— Зачем? Выйдем на просторы. Дуй давай — одна нога здесь, другая там. А я пока помедитирую.
— Ленивое животное! — заявил Пулюй, нехотя слезая с подоконника.
Когда за ним хлопнула дверь, Володя облегченно вздохнул и повернулся к окну. Галадриэль расчесала локоны, стянула их в тугой узел, повязалась хиппацким платком... Посидела просто так, глядя в никуда влажными, как у сайгака, глазами (они четко отражались в стекле). Потом надела оглобли и исчезла.
Володя вышел из туалета и медленно, ничего не замечая, побрел к выходу, где его уже ждал недовольный Пулюй.