Не родись красивой

чтобы тебя называли? — спросил Володя, когда они входили в подъезд.

— Не знаю... В школе я была Фенькой, Фенечкой. А мама когда-то звала меня Глашей...

— Можно, и я буду тебя Глашей?

— Можно, — кивнула она. — Тебе можно.

Они вошли в Володину однушку.

— Дааа...

— Фффух...

— Охохооо...

Минуту, если не больше, они вздыхали, выпуская пар. Потом Глаша спросила:

— Ты мне дашь, во что переодеться?

— Дам, конечно, только у меня женского нет. Все большое, на меня. Халат какой-то был...

— Ладно. Кто первый в душ?

— Хороший вопрос. Бросим жребий?

— Давай!

— Шучу, ты что! Я же джентльмен! Давай ты.

— Спасибо! — Глаша сверкнула Володе своей пронзительной улыбкой и побежала к ванной. — Здесь?

— Ага...

Мокрая одежда облепила ее, очертив изгиб бедер и груди. «Там, в ванной, он будет еще изгибистей» — тоскливо думал Володя, теребя в руках мокрую футболку...

— Аааа!

Из душа донесся оглушительный визг. Володя подбежал к двери и, поколебавшись полсекунды, распахнул ее.

— Аааа!..

В ванне визжала совершенно голая Глаша, а по стене веером растекались тараканы — штук 10, если не больше.

— Я взяла... а они... прямо на меня... — хныкала она, как маленькая.

Володя вооружился тапком и храбро уложил всю армию. Жертвы посыпались на Глашу, и та снова завизжала.

— Сейчас, сейчас... Прости, что так. Вылези пока.

Глаша выпрыгнула из ванной и смотрела, как Володя собирает бумажкой останки тараканьего десанта.

— Готово! — он повернулся к ней.

... Какое-то время они смотрели друг на друга. Потом Володя хрипло спросил:

— Вопрос «кто первый будет мыться» уже неактуален, да?

Глаша молча влезла в ванну. Володя, похолодев, сбросил с себя мокрые тряпки и влез туда же.

— Да не стесняйся ты! Что, никогда голых парней не видела, что ли?

— Никогда. На фото только, а живьем — нет...

— Что, и сама не... — изумился Володя.

— А что, это так ужасно?

— Да нет, почему...

У него вдруг кончились слова.

Дело было не в том, что они стояли голышом друг против друга, и Володин хрен уже лез из крайней плоти, как нос любопытного зверя.

Совсем не в этом было дело.

А в том, что Глаша без оглобель, без платка и без одежды оказалась не просто хорошенькой, или даже красивой, или даже очень красивой — сексбомбой там, супермоделью или кем угодно еще...

Если бы Володе сказали, что он сегодня встретит настоящую Божественную Красоту, рядом с которой все окрестное дамьё покажется кунсткамерой — Володя, естественно, решил бы, что над ним стебутся. Но...

Вот она — перед ним. Та самая Божественная Красота, от которой больно дышать, потому что хочется то ли плакать, то ли смеяться, то ли подохнуть нахуй, то ли, наоборот, «жить удесятеренной жизнью»... Та самая, которой не бывает. Текучая фигурка, тугие груди с сосками-пиками, прозрачное лицо невыразимой прелести и нежности, влажные сайгачьи глаза и темно-бронзовые пряди почти до колен, потемневшие и отяжелевшие от воды...

Володя решил бы, что здесь замешана какая-то мистика, если бы контуры Глашиной физиономии не совпали так точно с привычными контурами Графини. Минус оглобли, да платок, да маска недотроги, —