плыл домой. И старался не думать уже ни о чем, кроме Родины. О моем Владивостоке. В котором, я уже давно не был. Еще со времен развала нашего Союза.
Я старался забыть свою случившуюся историю, но она была слишком яркой, чтобы ее можно было вот так просто забыть, как советовал доктор с иностранного пассажирского судна «FАNТАSIА» Томас Эндрюс. Слишком в ней было всего, такого, что можно было вот так просто забыть. Забыть то, что врезалось в память в мельчайших подробностях и с такой силой, что я не находил себе теперь места.
Я так и не мог поверить в нелепость этой моей случившейся со мной истории. Слишком она полна трагизма и одновременно радости и счастья. Счастья такого какого я не испытывал в жизни никогда.
Этот корабельный доктор был прав, когда сказал, про то, что со мной произошло, что-то уникальное. Что-то из разряда вон, возможно даже аномального. Но что это было я и сам не знаю.
Это странное лиловое свечение там, где нашли меня и, дельфины, охранявшие меня, когда я был в этой странной отключке семеро суток от акул. И вообще стоит ли верить в то, что сказал этот иностранец доктор.
Может то, что было со мной, было правдой и все произошло за короткий срок и разом закончилось, как и началось, но сама история казалась уже вымыслом. Слишком все в ней было необычно и скоротечно. Как то, словно все и для одного только меня. Даже такая безумная страстная любовь. Любовь посреди Тихого океана. Любовь к моей возможно пригрезившейся мне в том долгом беспамятстве красавице латиноамериканке Джейн. Любовь к ее родному брату Дэниелу, как и их такая вот в океане страшная и дикая смерть. Смерть, которую удалось избежать только одному мне. Единственному выжившему на сгоревшем почти посреди Тихого океана иностранном торговом судне «КАТRIN DYUРОN» русскому моряку, пережившему массу смертельных опасностей.
Меня осмотрел наш уже судовой доктор и отметил то, что я вполне нормален и физически и умственно. Только кожные ожоги от чрезмерного пребывания на пассажирском иностранном лайнере на верхних палубах.