Венера в униформе. Пролог

крутил носом по сторонам в поисках очередной юбки.

Поэтому она постаралась внушить мне мысль о полной моей непригодности как мужчины, каждый вечер во время семейного чаепития, уверяя, что на такую размазню не позариться ни одна приличная девушка. Чтож, как бы я не отнекивался, это была чистая правда. Ну какой девушке нужен парень, которого все остальные представительницы прекрасного пола используют, как диван при просмотре телесериалов? Очевидно, только такой, которая сама не прочь использовать его так. Что касается Эрики, отсутствие у неё воздыхателя было вдвойне удивительно, учитывая её потрясающие внешние данные. Однако именно благодаря такому совершенному сочетанию ума, силы и красоты, Эрика оставалась совершенно равнодушной к высовывающим языки парням, горящими от вожделения глазами провожающим её ягодицы, спрятанные под складочками клетчатой юбочки, когда она с высоко поднятой головой шла по школьному коридору мимо одинаково невыразительных людишек, боязливо жавшихся к стенам. Моя бесподобно прекрасная сестренка буквально упивалась своей независимостью, предпочитая, чтобы мальчики сохли по ней на расстоянии и не роняли слюни ей на коленки. Она получала от своей недоступности садистское наслаждение, не просто отказывая многочисленным ухажерам, но стараясь посильнее унизить их при этом, в красках обрисовав, почему такое ничтожество её недостойно. А ничтожествами, де факто, она почитала всех имевших дозволение, с её молчаливого согласия, вращаться вокруг своей, исключительно лишь заслуживающей внимания и восхищения персоны. Наверняка именно её, не нашедшая выхода сексуальная энергия, скованная всевозможными запретами и приличиями, и помогала ей добиваться исключительных успехов в учебе и спорте.

Иначе, я уверен, дикое сексуальное напряжение разорвало бы её в пух и прах. А так, её белозубо улыбающаяся фотография украшала собой все возможные доски под вывеской «Наша гордость». Я же подобной разрядки себе позволить не мог, в силу ли природной слабохарактерности или попросту оттого, что не хотел разрушать образ хрупкой и ранимой женственности, который уже начал с таким тщанием в себе пестовать, отчего неудовлетворенное желание становилось всё более и более навязчивым. Пока, в конечном счете, не привело меня в рабские оковы. Про своего отца я почти ничего не знаю. Мама уничтожила все следы его существования, а на все вопросы отвечала, что эта похотливая скотина недостойна даже воспоминаний о себе. Так мы и живем втроем в роскошно обставленном особняке, окруженном цветущей зеленью, которую заботливые руки садовника ...превращают в изысканные произведения искусства. И все эти причудливые фигуры, будто стражи, охраняют наши секреты, которые, приведись им быть выставленными на всеобщее обозрение, до основания разрушили бы нашу, отшлифованную, будто бриллиант до прозрачности слезы, репутацию образцово показательной семьи. Утром мама отвозит нас с сестрой в колледж на шикарном черном «лексусе» с тонированными стеклами, так что мы с Эрикой, когда были совсем маленькими могли безнаказанно кривить «рожи» прохожим. Уже тогда мы ясно видели разницу между «нами» и этими угрюмыми работягами, плетущимися в свои душные офисы, чтобы потом и кровью выдавить из скучного до тошноты рабочего