обладаю. Никаких успехов в учебе или спорте тоже за собой не припомню. Единственное, что отличало меня от серой массы подобных мне бездарных подростков, это тайные страсти, которые бередили мою неокрепшую душу и заставляли искать запретных удовольствий, чтобы утолить сжигавшее меня изнутри влечение. По любой из мерок всех этих недалёких, пустоголовых и грубых обывателей, я — просто маленький гнусный извращенец. Но знаете, тогда мне было попросту плевать на их плебейское мнение. Я не страдал от этого. Совсем даже наоборот Я был не их поля ягода. Ребёнок из обеспеченной, если не сказать богатой семьи, я естественно должен был обладать приличествующими моему классу пороками. И если тупоголовая чернь забавлялась примитивным перетрахом с первой попавшейся кобылицей, я должен был искать удовольствий куда как более изощреннейших. Это было символом моей непохожести на остальных. Я был как оранжерейная роза, цветущая в саду тайн и сновидений, растущая во тьме, вдали от людских глаз, удобряемая соком ночных мечтаний. Она, эта чудная роза не для остальных людей, она завянет, если явить её миру. Она, лишь для меня одного, цветет глубоко внутри. Толпа не поймёт всего изящества её витиеватой грации. Для неё, тупоголовой биомассы, столь изощрённые формы будут пугающе ненормальными. В моей хрупкости, женственности жестов и утончённости вкусов было что-то возвышенно неземное, что поднимало меня в моих же собственных глазах на недостижимую высоту для всего остального плебса, которому оставалось лишь ползать в грязи обыденных желаний, не дерзая оторвать взгляд от земли и направить его в высокие сферы запретного.
Они могли считать меня хиляком, сосунком или кем там еще положено называть того, кто не бугрится мышцами, как перекачанная стероидами лошадь и не заявляет при каждом удобном случае какого неимоверно огромного размера у него член. Я нашёл защиту в осознании своей непохожести от унижений, которым подвергали меня мои бугрящиеся мышцами сверстники. К сожалению, положение и деньги отнюдь не являлись защитой от всех эти капитанов футбольных команд с ожерельем из тупенький блондинок на шее. А ничем иным кроме этого я похвастаться не мог. Однако я с полнейшим презрением переносил их побои, потому что знал, что им никогда в жизни не вырваться за пределы своего самодовольного мыльного пузыря, который они почитают за жизнь-то-что-надо. Их каждодневное обывательское существование не имело ничего общего с миром моих фантазий, вход в который для кого-то их породы был наглухо заперт. Да к тому же я был уверен что тошнотворная узость их мышления попросту не оценит всех его прикрас. Им не дано познать великолепие подчинения прекрасному.
Унижения себя перед лицом Богини. Для них это попросту НЕ по — мужски. В самом деле, ну кто из этих ничтожеств признает, что его место под женским каблуком? И самое главное кто из них признает, что место любого мужчины только лишь там? Поэтому мне было искренне жаль этих мускулистых мачо обращающихся со своими подругами как с тряпками (хотя,