контактов с людьми из прошлой жизни, перестала отвечать Максиму, отменила сеансы с Маргаритой. Та пыталась переубедить, принимая причины, настаивала, чтобы Мила обратилась тогда к другому специалисту, но девушке пока и так было легко и свободно, что совсем не хотелось копаться в себе, препарируя былые страхи и сомнения.
Впервые в жизни она жила совсем одна и с удивлением обнаружила, насколько это приятно. Не надо ни за кем убирать, готовить, ни под кого подстраиваться. Она любовно обставила маленькую однокомнатную квартирку и чувствовала там себя счастливой.
Работа ее не была, конечно, так высокооплачиваема, как раньше, но ее устраивала. Коллектив был молодой, задорный, они занимались разработкой детских игр для мобильных устройств — работа не аховая, но хоть реальное программирование, а не прикрытая высокопарным названием секретарская должность. Парни на работе было пытались заигрывать с симпатичной, молчаливой новенькой, их немного интриговало, почему она переехала сюда, когда большинство наоборот рвется в столицы. Мила прямо сказала, что ждет парня из армии, а он служит недалеко на границе, так что все ухажеры отвяли, оставаясь приятными, полными энтузиазма коллегами.
Вечерами и в выходные Мила большую часть времени проводила в тренажерном зале или бассейне. Ей это безусловно пошло на пользу — тело приобрело приятную фактуру, а не отпускающие ее ночами сны и фантазии поблекли, вытесняемые физической усталостью. Кроме того, чтобы совсем не давать себе продыху и не предаваться грустным размышлениям, она пошла на курсы китайского и стала самостоятельно осваивать Swift, что могло пригодиться в будущем.
Помня советы Маргариты о жесткой завязке, она не ходила в кино, не смотрела телевизор и не читала книг, чтобы не поддаваться соблазнам. Надеялась, что ее уже отпустило, что не накроет горячей, требующей разрядки волной при малейшем намеке на интим между героями, сметая мозги в кашу и возвращая к жизни ту блеклую сущность, что еще где-то глубоко сидела в ней — копна спутанных волос, покрасневшие от слез, расширенные глаза, извивающееся от сладострастия тело, требующее кайфа и боли. Изо всех сил искореняла в себе это тлетворное начало, но и тосковала по нему, страшась что без этой части себя никогда больше не сможет получать удовольствия от секса в принципе. Иногда вспоминала Макса, Венсана в его лучшие дни, и тут же гнала от себя эти мысли. Как бы ей хотелось обрести ту душевную уравновешенность, что была у Инны, суметь поставить крест на этой стороне жизни и не нуждаться в ней вообще... До конца не получалось, что-то внутри не давало — трепетало, призывало, ждало. И Мила перестала пытаться понять себя, просто вставала каждое утро, выполняла все, что наметила на день, утомленная ложилась вечером спать. Просто дышала, жила.