Липа цветёт

пошла к выходу. Быстро допив остывший чай я встал, чтоб пойти за ней, и тут по моим глазам скользнул солнечный блик от той самой фотографии, что висела на стене. Я попытался всмотреться, но лицо спутника Аксиньи, снова было невидно́, снова на него падал луч солнца.

Я поспешил за хозяйкой, силуэт которой уже растворился в дверном проеме. Поднявшись по небольшой лесенке, ступеньки три, не больше мы вошли просторный и вполне современный дом. Меня не покидало странное ощущение, словно я уже бывал тут когда-то, но этого никак не могло быть, ведь я вообще в этой деревне был впервые!

Аксинья провела меня в небольшую светлую комнату с тахтой и окном с раскрытыми ставнями. За окном шелестела мелкими листками молодая береза, а вдалеке пестрел полевыми цветами луг.

Я присел на кресло, пока хозяйка дома расправляла постель, а я с интересом наблюдал за ней, разглядывая ее фигуру, ее плавные движения, как она переступает босыми ногами по окрашенному коричневой краской полу, как поправляет выбившуюся прядку волос, как занавешивает тонкие шторки.

— Можешь ложиться, — пригласила она. — Отдыхай, — и направилась к выходу.

«А ты останешься со мной?» — подумал я про себя, и Аксинья вдруг остановилась, словно я произнес это вслух, медленно повернулась и как-то странно посмотрела мне в глаза.

«А ты хочешь этого?» — она не сказала вслух ни слова, но этот ответ прозвучал у меня в голове.

— Да! — сказал я вслух.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, зрачки Аксиньи переливались разыми оттенками и что-то происходило в моей душе. В моем сердце. Всплывали какие-то обрывки, образы. Этот дом. Эта женщина. Я знал, что уже жил здесь, что мы близки. Что мы родные люди. Но только в каком-то другом мире, или другом измерении. Почувствовал я тогда гораздо больше, чем могу объяснить словами.

Я поднялся с кресла, подошел к Аксинье, и крепко прижав ее к себе, поцеловал в губы. Я знал, что поступаю правильно! Женщина прильнула ко мне, а ее рот принял и поддержал мой внезапный поцелуй.

Через миг мы уже были на тахте. Тонули в ней словно в бездонной перине. Горячие упругие губы Аксиньи со сладким привкусом липового меда, ее жаркое дыхание у меня на лице. Ее глаза, глаза переполненные любовью и страстью, и горечью, и надеждой. Она отвела взгляд, зрачки были совсем темные, а из глаз успели потечь ручейки слез.

— Ну ты чего? — шептал я ей на ухо. — Чего ты? Это же я... Я...  — и я хотел сказать что-то еще, но словно позабыл свое имя, силясь его вспомнить, а Аксинья, утерев с щек слезы, зашептала в ответ обрывистыми фразами, чередуя их поцелуями в губы, в щеки, в лоб, в уши.

— Я ведь знала... Знала что вернешься... Что придешь... Ждала... Потому и не уехала отсюда... Последняя осталась... Ты ведь обещал вернуться... Вернулся... Нашел способ... Спасибо любимый мой!... Спасибо!

И снова наши губы, наши языки, наши руки... переплетены,