Крестьянка-барышня

него даже своя каморка есть! Правда с одним окном, да зато отдельная! И постель мягкая, почти как господская!

— А ты откуда знаешь? Он тебя щупал?

Маруська усмехнулась:

— Щупал, конешно... Только не долго — титьки мои размером не по его вкусу. А вот тебя он навряд ли пропустит. И то, что никто из мужиков тебя пока не трогал тоже странно... Да уж, не иначе Нил запретил!

— А он что, командовать может?

— Да ты что? Если он кого не взлюбит, тот мигом на конюшню отправится — розог получать. А то и обратно в деревню могут услать!

— А чем это плохо?

— Ты чо, полоумная? Да после такой жизни обратно к матушке с батюшкой в услужение, на хлеб и воду? Да в поле спину гнуть от зари до зари? Ну уж нет!

— Так ведь щупают?

— Ну щупают, иногда и похуже что делают, но я лучше лапанье мужиков потерплю, чем обратно в деревню поеду. Я решила — за городского замуж выйду...

Вдохновленная такими «откровениями» подружки, Дуня на другой день тревожно озиралась, идя по длинным и полутемным коридорам «черной» половины барского дома. И не зря. Из-за угла вдруг вывернулся невысокий худощавый мужчина лет тридцати пяти.

— Постой-ка, красавица! Ты кто же такова будешь?

— Ду-уня...

— И что ты здесь делаешь, Дуня?

— Судомойкой нарядили...

— А лет тебе сколько?

— Девятнадцатый пошел...

— Ага... А я Нил Петрович, слышала про меня?

Дуня покраснела и еле слышно ответила:

— Слышала...

— И чего говорят?

— Да по разному...

— Уже запугали девку, балаболки брехливые. Вот что Дуня, ты меня не бойся!

— Да я и не боюсь!

— Ну-ка, сейчас проверим, — Нил вдруг притиснул девушку к стене и сильно сжал ее правую грудь. Дуня от неожиданности взвизгнула и резко вывернувшись из «зажима» стремглав понеслась в сторону кухни.

Вечером, глядя на то, Дуня часто краснеет и прячет глаза, Маруська спросила:

— Ну че, подружка молодая, пощупали тебя че ли?

— Пощупали...

— А кто?

— Нил Петрович.

— Так он все-таки глаз на тебя положил... Ну и как, долго щупал?

— Да не, он только разок за титьку успел, я сразу убежала!

— Да ты, я погляжу, кобылку необъезженную из себя строишь?

— Да не... Только мне маменька не велела мужиков до себя допускать! И махонку свою беречь пуще глаза наказала...

— Ма-аме-енька! Ей-то легко говорить — папаня-то твой волосатую манду ей небось кажный день молотит! Так ведь?

— Наверное...

— Да ты че, ни разу не слышала че ли? В одной ведь избе живете!

— Слышала как они пыхтят, а потом маменька от боли постанывает...

— Дура ты деревенская! От боли, как же! Это она от сласти постанывает!

— Как это?

— Вот свяжешься с Нилом, все узнаешь. А он теперь, как ты убежала, тебя из своих когтей не выпустит! Любит он таких упрямых объезживать.

И действительно, на другой день, дождавшись, когда Агафья вышла «до ветру» (старуха страдала запорами), Нил зажал Дуню уже в судомойне. Девушка неожиданно почувствовала на обеих грудях крепкие мужские