Старый лекарь. Хижина дяди Овина

пеньковую плётку. Таня тем временем встала на четвереньки рядом с плохой Евой, всё ещё парящей на воздусях и ожидавшей анальной экзекуции. Она выпятила свой потный задик как похотливая шлюшка, немного разведя ножки, чтобы и к её письке у Овина тоже был доступ — ей так захотелось. Танина попочка выглядела совсем по-детски в сравнении с задницей монашки, которая была, казалось, больше и шире раза в два. Меж чуть расступившихся маленьких нежных булочек виднелось колечко розового девственного ануса.

Монстр подошёл, поставил кастрюльку с водой на пол и отжал привычным движением просоленную плётку. Зачерпнул немного горячего рассола и плеснул на добровольно подставленную под порку попочку. Танин задик приятно обожгло, и она почувствовала, как тёплые солёные струйки стали стекать по её бёдрам.

— Попу пороть солёная попа... — Пояснил Овин, после чего тут же замахнулся и ошпарил нежные полупопия хлёстким шлепком плетки по диагонали сначала слева-направо, затем тут же крест-накрест справа-налево.

Попку сначала будто обдали кипятком, девчонка взвизгнула и подалась вперёд, но тут же вернулась и снова подставила задик под новые удары, давая понять, что хочет ещё. Овин повторил два удара с такой же силой. И снова как кипятком по попочке... Но голенький девичий задик, лишь чуть шелохнувшись, всё ещё стоит на месте и ждёт продолжения порки...

Пока Овин смачивал в соли плётку, а потом её отжимал, Таня почувствовала, что попа у неё вся горит, будто от красного перца — должно быть подействовала соль... та, которая для попы. Боль была значительной, но возбуждение от бесстыдства, которому она подвергается, стоя сейчас совершенно голая на четвереньках, почему-то брало верх.

— Да... выпори меня... выпори мне попочку, я плохая девочка!... Да, я очень плоха девочка, Овин, скорее выпори меня, как сучку... уффф!... Выпори мне попу, попку, попочку голую мою...

Великан послушно исполнил желание хорошей Евы. Он нанёс совершенно стандартную серию из восьми ударов — одну из тех, которые обычно предназначаются непослушным Евам, равномерно располосовал нежный задик Тани во всех направлениях розовыми дорожками, повторявшими замысловатый узор плетения пеньки. К уже имеющемуся перцовому жжению каждый раз добавлялось ощущение кипятка на новых, ещё не выпоротых местах.

— Ева больно попу... Хватит попу пороть! — Предложил великан.

— Ну... да... попу, пожалуй, хватит... но писю... А шлёпни меня теперь по письке легонько пару раз, а?... — Попросила Таня, потирая рукой голую щелку.

Овин ничуть не удивился, ведь пороть Евам писи ему тоже приходилось и не раз, правда, гораздо реже, но делать это он тоже умел. Он снова смочил плётку, как следует отжал и взял в руку так, чтобы она стала короче. Несколько раз размахнулся, видимо, прицеливаясь, нанёс три метких и довольно жгучих удара по голенькой Таниной писечке, точно попав меж заранее раздвинутых бёдер. Письке было больнее, чем попе, особенно когда один из языков плётки попал точно меж губок и ошпарил клитор, но жжение быстро прошло, а осталась лишь прохлада и пощипывание от оставленного плёткой на лобке,