Любовник Марфы — Черная смерть

Монолита. За что приговором была только смерть. Она ругала его, как бесцеремонного наглеца. Только кровью и смертью своей способного теперь искупить свое прощения. Она обещала его этого бабника ловеласа вылечить от таких вот дурных наклонностей этой ночью, раз и навсегда.

Она ругала его отборными ругательствами и проклинала этого оболтуса развратника, и хвастуна плюя ему прямо в его молодое и наглое хоть и пьяное спящего ловеласа и бабника лицо. Лицо новоявленного полководца ассирийских войск Олоферна.

И так, проклиная его, как та библейская Иудифь, Марфа вонзила первый раз тот секач. Тот обвалочный мясницкий нож, как тот ассирийский кривой полководца меч, в вывернутую под усекновение, под запрокинутым вверх выбритым начисто и гладко подбородком с глубокой ямочкой, юноши любовника, ту оголенную вывернутую под удар ножа развратника и оболдуя шею. Точно посередине и уверенно своей правой убийцы монолитовки окольцованной в золотые персти и кольца рукой. По пульсирующей кровью артерии.

Сверкнув в тусклом свете горящей керосиновой лампы, тот секач-нож, сверкнув большим острым, как бритва отточенным лезвием, вонзился в ту завернутую и перегнутую почти пополам юношескую молодую любовника и бабского угодника вытянутую под усечение шею. Как словно в масло, глубоко разрезая сразу его кожу, плоть, артерии и вены, и само горло этого любвеобильного жаждущего одной только ебли хвастуна. Юнца еще совсем мальчишки. Шея, словно, лопнула под остротой того упавшего на нее секача-ножа удара.

Она, с упоением рассказывала Фэне, как он перепугано в тот же миг, почувствовав под гладко выбритым с ямочкой молодым отвисшим от наслаждения подбородком холодное и остро отточенное как бритва лезвие обвалочного тяжелого ножа. Вытаращил свои синие на нее от чудовищной боли глаза. Безумные от пронзившей его жуткой боли. Сразу увидев ее. Ее новоявленной теперь Марфы Иудифи злобные в злорадстве, и хищные черные монолитовки глаза. Мгновенно протрезвев ото всего выпитого. Пьянства, как ни бывало. Как и его дурацких любовных фантазий и любой прочей дури. Она говорила, что он видимо все понял и сразу, причем все и мгновенно, но это был его конец. Конец любви и всем страстям и всему конец.

Она даже показала как он, взвизнув закричал от пронзившей его всего боли, но никто его не услышал. Прямо как того Олоферна в его войсковом стане, проговорила смеясь, радостно, вспоминая как это все было тогда в ее доме Марфа-Черная смерть. И как он ей сразу взмолился о пощаде и милости. Как брызнула первая фонтаном его мужа молодого любовника кровь. Прямо на подушки окрашивая их алым цветом и промачивая насквозь и ручьями потекла по вверх вздыбленной в изгибе тела груди и торчащим черным мужеским соскам, обливая и ее Марфы руки и попадая на платье и даже грудь. Через вонзенный лезвием нож. И, как он, выгнувшись в мокрой и скользкой в первых ручьях своей алой крови. Весь, подлетев от адской пронзившей его голое тело, сразу запрокинулся и перевернулся, перевалившись резким рывком на левый