Любовник Марфы — Черная смерть

задницы ягодицы, выпячивая пупком живот и раскачивая в этом танце над одром смерти своим здоровенным раздроченным вот, вот уже готовым кончить раздутым жилками и оголенной головкой налившимся, твердым как металлический стержень детородным концом, выгибаясь в спине и вытягивая до задника постели свои трясущиеся мокрыми и скользкими лоснящимися в свету горящей в спальне керосинки бедрами и ляжками в оргии смертной боли сотрясая постель ударами голеней и ступней задник в шелках своего любовного шикарного ночного ложа. Над упавшим там белоснежным тонким и полупрозрачным покрывалом. Прямо с края постели на самый дощатый в доме холодный пол.

Неустанно пытаясь вырваться из рук своей смерти. Пытаясь вырвать свою, намертво схваченную левой в золотом браслете женской руки безжалостного палача убийцы голову. Вырвать свои растрепанные, длинные и скомканные ее окольцованные золотыми кольцами и перстнями пальцами Иудейской кобры те бабского угодника и ловеласа черные кучерявые тоже мокрые потные и слипшиеся сосульками волосы.

Дергаясь, как сумасшедший на том, своем как тот самый полководец Олоферн одре смерти. Все, обливая струящейся горячей любовника алой кровью, которая журча разгоряченная приправленным погибельным вином летела во все стороны, обливая все, изголовье и подушки шикарного в белых шелковых простынях его любовного старинного из резного дерева, скрипящего от его конвульсий и содроганий голого тела любовного в спальне ложа. Пропитывая их, стекала с искрящихся свежестью и белизной простыней и белого шелка подушек и их кружевов и текла ручьями от постели к порогу спальни. Прямо под ногами новоявленной Иудифи от самого того смертного погибельного ложа. Которое сотрясалось от диких сумасшедший конвульсий и сотрясений мальчишеского молодого лишающегося головы голого в судорогах тела.

Марфа рассказывала все это, рассказывала как так, как будто смакуя каждый момент этой жуткой кровавой казни. Наслаждаясь заново всеми деталями и воспоминаниями той кровавой ночи.

Она рассказывала, смакуя каждое слово, словно, прокручивая все снова в своей голове стараясь своей жестокостью поразить Фэну. Даже рассказывая, как падали черные тени от керосиновой в углу комнаты лампы и метались как живые по спальне, в момент его казни.

Она говорила, что он, не переставая, пытался все еще спасти себя. Хоть и безрезультатно, но пытался хвататься ей за руки и рукава завернутого платья, до последнего, пока она резала и кромсала секачем-ножом ему его смуглую мокрую, скользкую в поту и струящейся крови парня любовника выгнутую и завернутую ее левой рукой шею. Под запрокинутым вверх подбородком, правой рукой полосуя, то туда, то сюда исковерканную кожу и плоть несчастного развратника Рафаэля.

Она рассказывала, как наслаждаясь той жуткой и кровавой мужеской экзекуцией, устроенной собственными женскими руками. Как злорадно своими черными, как ночь глазами созерцала, как сумасшедшая его муки и страдания впитывая все это без остатка той кровавой погибельной для него ночью.

Это была целая театральная потрясающая как в кровавом кошмарном спектакле постановка. Сцена на двоих актеров. Палача и ее жертвы. Жаль ее не все видели, как говорила Марфа-Черная смерть. И не видела сама