на волосатую лягушку с хоботом, которым оно и насиловало её. Испуганная девушка клялась, что говорит правду.
Бледный как полотно доктор попрощался с герцогиней, обнадёжив её в скором выздоровлении дочери, прыгнул в карету и велел кучеру гнать на Гончарную. Карета загремела по булыжникам. За окнами в белесом тумане поплыли огни газовых фонарей, афишные тумбы и тёмные силуэты прохожих.
На звонки в дверь долго никто не отвечал. Наконец на пороге показался заспанный художник всё в том же халате.
— Никаких изменений, — сообщил он, пропуская Нодли в прихожую. — Мой член уходит каждую ночь, чтобы изнасиловать кого-то. Сегодня он опять шлялся неизвестно где, а я лежал в кровати и испытывал оргазм.
— В котором часу это было?
— Примерно в четверть первого ночи.
Нодли уставился на племянника. Время совпадало с сегодняшним нападением на Паулину Райзингэм!
— Дэймон, меня только что вызывали в дом, где некое существо, похожее на лягушку с хоботом, изнасиловало чистейшую, ещё совсем юную девушку, — сказал он, озираясь, как будто это существо могло прятаться где-то поблизости.
— Совсем юную, говорите?
— Она ещё дитя!
Дэймон хмыкнул.
— То-то я чувствовал, что член входит в неё с трудом. Да, представьте, я это чувствовал!
Нодли повалился в кресло.
— У всякого, даже самого странного происшествия должно быть объяснение, — сказал он, вытирая пот. — Оно должно быть и у твоей болезни. Она не могла начаться просто так. Ей что-то предшествовало, верно?
— Вы не поверите.
— Поверю или нет — это моё дело. Выкладывай всё начистоту. Итак, с чего всё началось?
Художник раздвинул гардины, впуская в комнату бледный утренний свет.
— А началось всё с портрета одной особы, который мне заказали, — заговорил он. — Эта особа дважды приезжала сюда, в эту квартиру, чтобы позировать мне. И случилось так, что я влюбился в неё по уши.
— Продолжай, — сказал Нодли, видя, что он умолк.
— Я любил её страстно, безумно, но вынужден был скрывать свои чувства, потому что она никогда не приезжала одна. Во время позирования здесь находилась её тётка, которая следила за мной в оба глаза. Я не смел даже взглядом намекнуть на свою любовь. Тогда я изобразил её на портрете в голом виде. Разумеется, портрет я никому не показывал. Я спрятал его в дальней комнате и любовался на него по многу часов, а посланцам от заказчиков говорил, что портрет ещё не готов. Дошло до того, что я, в припадке любовного безумия, изобразил между ногами обнажённой девушки мой собственный член. Я прописал его со всеми мельчайшими подробностями, на нём виден чуть ли не каждый волосок... Представьте, как только я закончил работу над ним, любовная страсть во мне угасла. Ушла, как будто её никогда и не было! С тех пор всё и началось.
Нодли встал.
— Где портрет? Я должен на него взглянуть.
Не говоря ни слова, Дэймон провёл его до конца коридора и остановился у дверей, запертых на два больших замка. Он отворил их, потом принёс подсвечник и они с