что встречается с кем-то. Не давал ей никаких обещаний. Это не ее дело, что он изменяет той своей постоянной возлюбленной с ней, с Машей. Ее это не касается. Но в душе медленно разворачивается война, как химической кислотой, обжигая внутренности. Не так страшно быть его любовницей, страшно быть одной из многих. Сможет ли она уважать себя, если согласится на отношения с ним, зная об этом? Гордость велит все прекратить, не ходить к нему в понедельник, но сердце не хочет слышать доводов разума, рвется к нему, надеясь, что он объяснит, развеет сомнения, пусть соврет, а она поверит...
Самой становится мерзко от того, какой слабохарактерной она стала. Почему не в состоянии забыть его, чем он привязал ее, чем держит? Волшебными губами и руками? Оргазмами, сносящимися крышу? Или серыми глазами, в которых она видела что-то большее чем симпатию?
Маша застонала. Не хватало еще стать как те девчонки, что сначала с ума сходят от любви, нарочито и демонстративно всем доказывая, что способны на все что угодно, ради большого светлого чувства. А потом, как надоедят, идут по рукам, выставляя каждого нового парня своей победой, а не поражением. Она всегда себя считала выше этого, смотрела на таких с жалостью и долей презрения, а теперь сама чем лучше?
Отмучившись ночь, пребывая в страхах и сомнениях, взвешивая все за и против, наутро Маша проснулась бодрой и деятельной. Засела за учебу и постаралась не думать. Завтра она пойдет к нему, как договорились, и спросит напрямую. А там будь что будет!
• • •
Поднималась по уже знакомой лестнице на третий этаж Машка в холодной решимости все прекратить. Да, ее к несчастью, угораздило влюбиться в учителя. Да, она отдалась ему по собственной воле. Но пусть так все и останется. Не надо ей больше уроков любви и секса. Думала, что сможет заставить его полюбить себя, будучи его любовницей, но это было так по-детски наивно. С ужасом понимала, что не увидь она его тогда с женщиной, так и витала бы в иллюзиях собственной уникальности.
Герман открыл мгновенно, словно ждал ее возле двери. Втянув внутрь, едва захлопнув дверь, жадно прижал к себе, набросившись с поцелуями. Маша невольно поддалась его энтузиазму, чувствуя как расползается по швам ее решимость, а между ног загорается пламя.
— Здравствуй, маленькая, — наконец отпускает ее, глаза сияют восторгом, лицо честное и открытое, так хочется верить, что для него она единственная.
— Привет, — потупляется Маша.
Тот, не замечая ее угрюмости, помогает снять куртку, присаживается на колени, чтобы снять туфельки.
— Пойдем, я приготовил тебе обед, наверное, голодная после школы, — улыбаясь, тянет на кухню.
Маша молча следует за ним, подчиняясь, лишь отказывается сесть на высокий табурет у подоконника, страшась потерять остатки решимости, отодвигает себе стул возле обеденного стола.
Герман иронично прищуривает глаза, но никак не комментирует. Он ожидал, что после ее накроет, что она может испытывать стыд и вину за ту раскрепощенность, что себе позволила. Может переживать,
Минет, Традиционно, Романтика