к щекам, прижимается губами к губам — так как делает только она — сомкнутым ртом, горячо, твердо, непритязательно, искренне. Потом, глядя прямо в его ошалевшие глаза, опускается на колени.
— Мне это нужно. Я хочу. Позволь.
Герман раздавлен, погребен под лавиной ее смущенной решимости, сражен одержимостью, что сквозит в каждой черточке подвижного, одухотворенного лица, не может больше противиться ни ее, ни собственному желанию, что грозит разорвать штаны, рвется выскочить наружу, жаждя ласки ее теплых рук.
Маша немного суетится, все же нервничает, пытаясь расстегнуть пояс джинсов, пуговица не хочет поддаваться. Он помогает ей с тихим выдохом, расстегивает молнию, стягивает вниз штаны. Член уже окаменел, натянул ткань трикотажных плавок.
Девушка смотрит во все глаза, боясь прикоснуться. Невесомо пробегает пальчиками по краю трусов, животу, обрисовывает по кругу головку лежащего по диагонали члена, очерчивает мощный ствол, не дотрагивается напрямую, но все же вызывает в любовнике тихий стон этой несмелой лаской. Ей страшно, но в то же время безумно любопытно.
Осмелев, плотно обхватывает ладошкой, начинает поглаживать, медленно водя вверх-вниз, упиваясь его подергиванием под ее руками. Приподнимается на коленях, чтобы ухватиться за пояс и оттянуть резинку — головка члена тут же выскакивает наружу, он весь устремляется ровно вверх, поблескивает влажной капелькой на кончике. Долго рассматривает, прежде чем коснуться указательным пальчиком, размазать влагу, а потом быстро засунуть палец в рот, желая узнать его на вкус.
— Мэри... — стонет Герман, — что ты со мной делаешь, глупая?
Ей неловко поднять голову и посмотреть на него, все внимание сосредоточенно на его члене, что так и зовет к себе — притронуться, погладить, взять в рот. Наклоняется и облизывает быстрым, нервным движением. Герман скрипит зубами от напряжения, но не мешает ей — не понуждает, не направляет, позволяя ей исследовать его так, как самой хочется.
Но ей наставления и не нужны. Покрывает головку мокрыми поцелуями, тихонько дует, обдавая прохладой, что-то неслышно шепчет, облизывает — будто знакомится, заводит дружбу с его членом, уговаривает, очаровывает. Какое там! Он то и так ее преданный раб, перешел в ее полное подчинение давно и бесповоротно, напрочь лишенный душевных терзаний, не оставляющих его хозяина.
Смелея все больше и больше, опьяненная ощущением своей власти над ним, Маша вцепляется в ткань трусов и тянет их все ниже и ниже, удерживая член мужчины губами, пока он полностью не оголяется перед ней. На миг снова становится страшно. Бросает неуверенный взгляд наверх, стесняясь своей неумелости, и видит лицо Германа, искаженное агонией сдерживаемого желания, с откинутой головой, подергивающимся кадыком, плотно сжатыми веками, пересохшими губами. Большего поощрения ей и не надо. Ему явно нравится! Тепло разливается внутри от уверенности в собственных силах, заставляя соски сжаться, стреляя между ног теплыми искорками возбуждения.
Отбросив все сомнения, Маша припадает губами и языком к члену мужчины. Сколько раз она видела это на экране, в начале шокированная, брезгливо проматывая, а потом подпав под очарование, внимательно наблюдала, гадая, сможет ли она так. Ее движения стремительны, пылки, неопытны, язычок