Не моё! Сменщик

И это в общем получилось,

Прошло время отпуска, дядя собрался и уехал обратно на вахту.

А на следующий день, когда в гостиной никого не было, Марина спросила:

— Тебе кажется, что я уже с тобой расплатилась?

— Ну... — промычал я, чувствуя, как заливаюсь горячей краской. — Я...

— А мне кажется, что еще нет, — просто сказала она.

— Так значит...

— Значит, если у тебя нет иных планов, вечером жду как обычно.

И снова понеслась двойная жизнь, и я понял, что это уже — навсегда.

Что без дяди я буду его сменщиком. Хотя во время полового акта удовольствие получал только я, а Марина лишь делала комментарии.

10

— Костик, — с непонятным выражением сказала она через несколько дней. — Тебе не кажется, что ты трахаешь не меня, а свою настоящую мать?

Я вздрогнул; слова ударили в точку: действительно, самое жгучее, непотребное удовольствие я испытывал, кончая в Марину и представляя на ее месте свою мать. Это было настолько жутко, что я ничего не ответил.

— Эдипов комплекс, — непонятно сказала она. — Им страдают все мужчины.

— Но... Но я же знаю, что это ты, а не мама, — сумел возразить я.

— А ведь мы с ней так похожи, — Марина усмехнулась, как умела только она. — Тебе никогда не приходило в голову, что мы могли ради шутки...

—... Ничего себе шуточка! — вырвалось у меня.

—... Ради шутки поменяться местами так, что ты этого не заметишь?

— Это невозможно, — я покачал головой. — Я бы заметил.

— И как же? — усмехнулась Марина. — Если люди нас до сих пор путают?

— Элементарно. Есть различие, которое я бы не упустил.

— И какое же? Просвети, пожалуйста!

— Без проблем, — в ответ усмехнулся я. — У вас груди разные.

— В каком смысле? — изумилась Марина, явно не ждавшая такого ответа.

— В прямом.

Я обошел кровать. Белое тело Марины светилось так, что я видел его столь же отчетливо, как если бы наша встреча происходила днем.

— У мамы на левой груди есть три родинки вокруг соска. Одна большая сверху, вот здесь. И две поменьше снизу, здесь и здесь. А у тебя их нет.

Я ткнул пальцем прохладную Маринину молочную железу.

— И откуда ты это знаешь?! — поразилась она.

— Знаю уж, — коротко сказал я.

Не мог же я признаться, что два года назад, изнуряя себя онанизмом, я почувствовал, что уже тошно дрочить на чужие фотографии. И, движимый безумием порока, установил веб-камеру в родительской спальне. Прятать ее было трудно, поэтому обзор получился плохой — в кадр изредка попадала лишь верхняя часть тела матери. Переставлять камеру я не стал, поскольку брат вскоре помог мне лишиться девственности, и онанизм отошел на второй план. Но увиденную грудь матери я запомнил очень хорошо.

— Охальник ты все-таки, Коська, — пробормотала Марина. — Честное слово, иногда мне кажется, что ты не Иркин сын, а мой, весь в меня пошел.

Между тем, как я, вернувшись, засовывал свой член обратно в нее.

— Но фантазии... Ты на брата своего не похож, поэтому я не могу...

Она не договорила, и