Нику любят девчонки. История вторая: Слабая доля

задает этот вопрос вся. Дальше что? У нее складочка на животе, ровно одна, где пупок. Почему-то я ее не замечала раньше, когда Аринин живот обрамляли распахнутый жилет, юбка и шарфик на грудях. Ее соски, при таком бюсте, одобряют меня подчеркнуто сдержанно. Может быть, одобряют только мои связанные руки.

— Ты не очень бреешь письку, — озвучиваю я важное. Широкая, чуть расплывчатая полоса, посветлее Арининых темно-каштановых волос, еще немного — и черных; подбрито без особого интереса, явно лишь для того, чтобы колосилось меньше. — Я рада. И еще — я привыкла к твоей манере и знаю, что ты на самом деле полна разных этих, как их, переживаний.

— «Письку», — передразнила Арина, мотнув головой.

— А как ты предпочитаешь?

— Не суть, меня просто удивляет такой выбор термина. Учитывая, что ты их тащишь в рот.

— Да ладно, меня вот утром рвало, — сказала я беззаботно.

Пауза.

— Знаешь, нам, наверное, лучше вообще не разговаривать.

— Начинай...

Пауза.

— Ты очень красивая.

— С добрым утром.

— Я тебе завидую.

— В очередь.

— То есть как «завидую». Пытаюсь тебя презирать, говорю себе, что вот если бы мне эту красоту и эту наглость, я бы ими распорядилась как человек, а не как шалава анимешная. Но фигня в том, что это та же самая зависть. Просто еще лицемерная.

— Ску-чно, — сказала я и юркнула.

Ой.

Здорово же эти ощущения за несколько месяцев после Наташи сгладились, поглянцевели, окрасились в, извините, розовые тона. Девчонки, вы все-таки ужасны на вкус совершенно.

Но кто ж спорит, что без этого вас вылизывать было бы совсем не таким страшновато-восторженным приключением. Все, что спасает в эти первые моменты — знать, что твоей большой девчонке уже приятно. Слышать по ее дыханию, чувствовать по неспокойности бедер, что тебе — нежной, нижней, подножной — рады. Иначе накрыло бы всеми серыми убийственными мыслями сразу: что это и унизительно, и противно, и просто какой-то идиотизм, позволить чуть не избившей тебя девчонке связать тебе за спиной руки и трахать тебя в рот, причем как-то все-таки полуравнодушно. Но нет, это только так кажется. Наташа тоже в первый раз сдерживалась, потому что был третий час ночи, а Арина — она по жизни сдержанная. Я же знаю дыхание и напряжение женского удовольствия. Может, я вообще для того и рождена, чтобы лизать письки плохим, завистливым, недовольным девчонкам, а в моих девственных трусиках просто справочный материал. Это же так правильно — влизывать в вас удовольствие и постепенно свыкаться со вкусом того, что натекает в ответ. И да, по крайней мере поначалу, пока не увлекусь, принимать поцелуй вашей детородности все-таки чуточку унизительно и противно, а также стыдно и жутковато. А в ту пору я бы даже не сказала, что чуточку. Но я прелесть; я знала, что я пока еще прелесть. Я тогда не совсем понимала, какая тут связь, довольствовалась выкладками Наташи, а сейчас могу объяснить лучше, чем она.

Смотрите: если в человеке есть что-то необыкновенное, он может с этим сделать что-то