Туман

сладкоед, а вот в тайге-то леденец порой и в охотку, и детство вспоминается, и как батька с собой на рыбалку брал и как с матушкой в кино ходили.

Так вот едешь в тракторе, на ухабах покачиваешься, за спиной тайга селó, словно черной шторой скрыла, и погружаешься в свои мысли таежные. Солнышко сквозь кроны с трудом пробивается, скользнет по глазам разок, а и то радость. Обратный путь, он как-то быстрей пробегает, все-же домой еду. На лесобазу в обед приезжаю, там у меня целый схрон, а то ведь все, что Илья надавал на горбу то за раз и за два не утащишь. Сложу в рюкзак, что на первое время самое необходимое, остальное припрячу надежно, перекушу немного, трактор под навес загоню, да ветками прикрою, от всякого взора лишнего, а то его оранжевый окрас-то далеко видать. Все дела на промежуточной стоянке переделаю, да и в путь, по тропе таежной.

Ну а дома похлебку сварю, похлебаю, с казенным хлебом вприкус и на боковую, отсыпаться. Дома то он и сон роднее и постель мягче.

А на заре как пробужусь, там и жить по-новой начинаю. Зарядку сделаю и за дела рутинные. В обед за рукопись сяду, к вечеру баньку крохотную протоплю, воды с озерца натаскаю, смою спарю с себя все городское, все цивилизованное, вот теперь я снова лесной человек!

Вот так и жил-поживал, почитай, четвертый год как пошел, пока не случилась в моей жизни затворной интересная перемена!

Та весна уж больно-то спозаранку наступила. К апрелю уж и снег сошел, и подснежники проклюнулись, а в конце месяца и вовсе по-майски жарко стало. Порой, бывало, с Белоречки туман застилал, влажный такой, густой, осязаемый. Вот в таком тумане и явилась ко мне однажды лесная дева.

Я-то на завалинке сидел, да рыбацкую сеть починял, когда как из тумана и появился ее силуэт. Пес верный, сторож мой, Амур даже и ухом не повел, что на него и не похоже было. А она и не напугалась жилища моего и вида бородатого, шагала себе, словно и дорогу знала и к другу близкому в гости шла.

Людей у меня окромя Ильи-то и не бывало вовсе, кто ж в такую таежную глушь забредет, а уж женщин дивных так я и вовсе давно не видел. А посему визит сей меня взволновал и смутил. Как был, встал я, встречая незнакомку, что сеть, да нити клубок, да челнок, с колен моих так и свалились под ноги. Я же этого не заметил, во все очи на невиданную красу глядел.

— Здравствуй, дева! — спохватился я, да было руку к косматой голове поднес, но припомнил на полпути, что шапки на мне нет и снять то нечего.

Она же встала, молчалива, улыбается только, да на меня глядит. А я на ее.

Ветерок небольшой пряди волос ее медовых шевелит, да одежды странные.

Она вроде и молчит и рта не раскроет, а вроде и вся речь