стражники-то — самые честные и верные люди отца, точно так же я могла бы стесняться скал или кустов. «Решив так, долгие часы просидела Маира, вглядываясь в колыхаемую ветром степь, и лишь когда солнце загорелось закатным пламенем — пошла. Травы опять ускоряли её шаг, и ночь только начала вступать в свои права, когда Чёрная Стена нависла над Маирой — неприступный обрыв, по которому, укрытая кустами, вилась тайная тропка, ведомая царевне и немногим кроме.
Осторожными шагами Маира поднялась наверх, раздвинула жёсткие ветви кустов... но что это? Ровными рядами стояли у обрыва люди, и в лунных лучах их одежды были ослепительно белы. Люди стояли и смотрели на неё, голую, и никто не говорил ни словечка. Наконец, через долгую минуту этой тишины, ровные ряды дрогнули — и вперёд вышел отец Маиры, царь Даринго, одетый в те же белые одежды, что и его подданные. Он вышел вперёд — но тоже молчал, молчал и глядел на Маиру.
— Папа, папа! — плачущим голосом закричала девочка и кинулась в его объятия.
Когда они вернулись во дворец, Маира упала на кровать и впервые за долгое время проспала ночь без сновидений. А наутра пришло время тяжёлых разговоров, в которых пролетел потом не день и не два. Отец, конечно, испугался, когда Маира вдруг пропала — но у него не было особенных сомнений насчёт того, куда могла деться дочь. И, всё понимая, он безмерно тревожился за неё, как тревожится любой любящий родитель за своё дитя, будь он царём или нищим. Но дарингийский царь был мудр и верил, что Маира вернётся, в отличие от многих других, сгинувших в лютых землях — и Маира вернулась. Только вот больше он не хотел отпускать её — а Маира обещала пойти туда опять.
— Я пойду к Джакии, — сказала Маира с решимостью на шестой день.
— Я не позволю тебе, — ответил отец.
Холодно и твёрдо прозвучал этот отказ, и Маира заплакала, услышав его — но его услышала не только Маира. И часа не прошло, как пустынный суховей завыл у стен замка, примчавшись из лютых земель по велению их владычицы, и мелкий сухой песок застучал по камням и окнам. Минута улетала за минутой, Маира плакала, а ветер становился всё сильнее и злей. Ничего не отвечал дарингийский царь — и пришёл вечер, за ним ночь, а когда наступило утро, земледельцы Даринго увидели, что беспощадный песок совсем уже почти засыпал их поля и убивает посевы. Голод грозил стране — и тогда царь позвал к себе Маиру.
— Мне тяжело признавать свою слабость, дочь моя, но если есть ещё во мне какой-то разум, то я не буду более ждать — иначе станет слишком поздно для Даринго. Ты хотела идти к Джакии, моя Маира — так иди к ней теперь.
— Спасибо, папа! Я обязательно вернусь опять.
И, поцеловав на прощание отца, Маира ушла.
С тех пор у царевны стало будто бы два отрочества — одно в Даринго и одно в лютых землях. В Даринго были