Кузен. Часть 1

содеяла, и к краю какой пропасти подвела и себя и бедного юношу. Я ругала себя за распущенность и спешила исправить положение.

— Но по́лно милый кузен. Думаю, ты, несомненно, прав. Я допустила себе вольность и хочу просить у тебя прощения. Наверное, так на меня подействовала шипящая брага старой Лукреции. Боюсь мне нужно поспешить в мои покои и подготовиться к семейному ужину. Идем же, пока наше исчезновение не стало слишком явным, и на наши поиски не отправили прислугу.

Он какое то время глядел на меня задумчивым взглядом, а затем произнес:

— Если ты позволишь сказать мне всего несколько слов, милая моя Энн, я в тот же миг сопровожу тебя к твоим покоям как можно скорее. То есть... я хотел сказать, что я и так сопровожу тебя, в любом случае. Ах... Я лишь хотел... Позволь же мне сказать, милая кузина?

Я с интересом глядела на него, вскинув бровь (мой тайный прием, который обескураживал кавалеров, желающих мне что-то сказать — они ту же начинали путаться, и торжественность их речи, и весомость их слов тут же сходила на нет. Казалось, на Хосе он не воспроизвел должного влияния и юноша продолжил):

— Ты не должна винить себя, милая Аннетт, это все усталость с дороги, хмельной напиток служанки и стены родного дома, ты просто утомилась, а я... я воспользовался этим, поддавшись неизведанному доселе искушению. Поэтому я хочу, чтобы этот грех был целиком и полностью на мне.

Ах, хитрый мальчишка, он выгораживал меня из каши, которую я сама же и заварила, но как галантно и тактично он это делал. Как истинный джентльмен (думаю точно привела это сравнение, так как не совсем уверена в истинном значении этого слова, пришедшего к нам из книг Ушедшей цивилизации). Мне льстили и его поступок и его слова. И кажется (боже, пусть это только мне КАЖЕТСЯ) я вновь начинала вскипать изнутри дурманящей истомой, словно чайник, забытый на печи. Его взгляд, он так искусно проникал в душу, и так умело играл на ее струнах неизведанные мне мелодии, что я просто не могла оторваться от него, я таяла перед ним, как свеча, и трепетала, словно последний осенний листок на корявой вековой березе под порывом восточного ветра. А потом он продолжил:

— И не сочти за бестактность, но позволь спросить, пусть даже если я прослыву потом в твоих глазах бесстыдником, но... то, что произошло... да, пусть это будет и грех, но все же... скажи мне, ЧТО еще я могу сделать, чтоб вновь ощутить этот грех на своих губах? Я могу теплить хоть лучик надежды на это? Мне не нужно чего-то большего, лишь надежда, что это может случиться вновь.

Разве могла я ему отказать? Когда я была лишь кукла, все нити которой были в ЕГО руках. Да я сама готова была совершать все немыслимые грехи, чтоб вновь очутиться в его объятиях. И я, конечно же, в