старухи Изергейс, лишь недобро глянула в мою сторону и поджав губы (точь-в-точь как старуха, ее хозяйка) отложила свое вязание и поспешно вышла из комнаты.
А Лукреция, казалось, и не заметила этого всего, взяв мои ладони в свои теплые заботливые руки, она заглядывала мне в глаза и спрашивала?
— Ну, рассказывай же! Как ты поживаешь вдали от дома? Где успела побывать? Нашла ли избранника своего доброго сердца? Вспоминаешь ли о нас? Да я вижу, ты встревожена чем-то?...
Я молчала, с неимоверным усилием сдерживая слезы. Мне и правда было до горького обидно, что бабушка ТАК со мной обошлась. Просто я привыкла быть сильной и не показывать своих слабостей. Но тут, в этой комнате, в которой столько слез было выплакано в фартук милой Лукреции, которая порой понимала меня даже больше чем мама; в этой теплой комнате, пахнущей свежими булочками и ванилью; в комнате навевающей детские воспоминания, мне снова хотелось стать маленькой восьмилетней Энни и уткнувшись в белоснежный фартук нашей поварихи позволить себе проявить чувства.
Старая няня (да, да, она же и кухарка и горничная и няня в одном лице) все поняла без слов.
— А давай ка я угощу тебя шиповничной брагой на кленовом меду, такое конечно не подают ко столу господам, но другого у меня тут ничего нету, а тебе я вижу совсем не помешает выпить.
Лукреция довольно ловко соскочила с топчана и нацедила в большой глиняный кувшин ароматной мутно-оранжевой жидкости с пенистой шапкой сверху. Разлив напиток по стеклянным пузатым бокалам мы звонко чокнулись посудой:
— За мою любимую малютку Энни! — произнесла Лукреция и залпом выпила содержимое своего бокала, утерев тыльной стороной ладони пену над верхней губой.
Я тоже сделала несколько глотков. Напиток был терпким, кисло-сладким с ароматными нотками летнего дня на цветущей полянке и пощипывал губы мелкими лопающимися пузырьками. Через пару мгновений в желудке приятно запекло, а в голове зашумело от окутавшего мой девичий мозг хмеля.
И сразу, в заслезившихся глазах слегка расплылись огоньки лампадки, и все случившиеся напасти показались такими пустяками, что я тут же позабыла о старой ворчливой Хлое, и принялась бессвязно, перепрыгивая с одного на другое, рассказывать Лукреции обо всем, что со мной произошло за минувшие годы. Я не заметила, как кружка моя опустела и вновь наполнилась. Посещение маленькой поварской кандейки позволило мне выговориться, расслабиться и полностью осознать, что я дома, у себя ДОМА и никак иначе!
Когда же я поняла, что засиделась, и попробовала встать с твердого, но все-таки уютного топчана, то поняла, что я изрядно набралась браги и ноги меня не очень-то уверенно держат.
Лукреция снова все поняла без слов и приготовила мне ароматный душистый чай с земляникой и березовым соком. А пока настаивался чай, свистнула мальчишку посыльного и что-то шепнула ему на ухо. Тот лишь кивнул чумазой мордашкой, наполовину прикрытой безразмерным картузом и умчался, сверкая босыми пятками.
Чай наполнил тело приятной тяжестью, проникая в самые его дальние,