Маша уже чуть жива, счастье переполняющее ее так велико, что не умещается внутри, рвется наружу тихими, радостными стонами. Он целует каждую клеточку ее лица, нещадно, но бережно овладевает ртом, ловя хриплые всхлипы, своими ласками словно смывая воспоминания о других губах, других руках, что чуть было не надругались, не осквернили это чудесное творение природы.
Когда он стягивает так и не починенное платье ей до пояса, она тоже лихорадочно тянется к нему руками, пытаясь расстегнуть пуговки рубашки, желая прикоснуться к широкой, горячей груди. Герман помогает ей, сдергивая галстук с рубашкой, прижимает к себе, позволяя нежным губам покрывать его неумелыми, но такими сладкими поцелуями. Ловко расстегивает застежку бюстгальтера, настойчиво, но бережно преодолевает смущение, когда Маша скрещивает руки на груди, пытаясь закрыться.
— Покажи мне, — просит чуть слышно возле ее губ, щекоча горячим дыханием и разводя ослабевшие руки. — Девочка моя ненаглядная.
Ее грудь, еще не донца сформировавшаяся, с острыми треугольными кончиками и крохотными камешками сосков, гордо вздымается, прося ласки. Он не заставляет ее ждать. Руками и языком ласкает нежные полушария, заставляя девушку все дальше откидываться назад, когда она уже почти лежит на столе, бесстыдно, с юной страстью, принимая его поклонение. Герман чувствует, что член его окаменел, мошонка болезненно ноет, но не обращает внимания, целиком сконцентрировавшим на удовольствии юного, прекрасного существа, млеющего под его руками.
Когда он, не торопясь, едва заметно начинает гладить ее голое бедро, скользя под юбку, Маша на мгновение выплывает из чувственной нирваны, испуганно дергается, но тут же снова расслабляется под градом страстных, крышесносных поцелуев. Она уже не понимает, где кончается он и начинается она, не понимает то ли отвечает ему, то ли он отвечает ей, его язык глубоко у нее во рту, танцует, извивается, посасывает, не давая ни секунды передышки, пока большие теплые руки нежно поглаживают внизу, длинные, чувственные пальцы стремятся к ее теплому гнездышку.
От того, какая она уже горячая и влажная, Германа охватывает восторг. Хочется наброситься, испить эту чашу до дна, наслаждаясь ее мягким телом. Но он сдерживается, не спешит, не желая напугать ее, широко раздвигает ножки, давая возможность ощутить его желание, снова и снова целует припухшие губы, откинутую, порозовевшую шею, терзает груди, то покусывая, покалывая жесткой щетиной, то облизывая горячим языком, спускается к плоскому, слегка загорелому животику, ввинчиваясь языком в пупок, наконец, припадает лицом к ее ароматному лону.
Маша уже не в состоянии соображать, она мечется под его губами, его руками, слишком переполненная новыми, яркими ощущениями. Ее не волнует, что он делает с ней, только бы не останавливался, только бы продолжал!
У нее между ножек поросль коротких, кудрявых, золотисто рыжих волос. Губки пухлые, лоснящиеся, маленькая пуговка клитора подрагивает. Он нежно раздвигает ее и начинает не спеша целовать и посасывать, поддразнивая, лишь изредка мимолетно дотрагиваясь до сосредоточия ее женственности, от чего девочка судорожно ловит воздух ртом, а по животику пробегает длинная дрожь. Он долго и искусно