надоедать ей со своим обожанием. Она взрослая, ей тридцать лет. Я девчонка рядом с ней. Она все расспрашивает меня про жизнь в Америке, про то, как я тут оказалась. Мне хочется рассказать ей все-все-все, но я боюсь за Тома и помалкиваю. Вдруг она кому-то перескажет? Девчонки ведь страшные болтушки.
• • •
Сегодня я сдала первой и прибежала домой на два часа раньше, чем собиралась.
Дверь была открыта. Я хотела крикнуть Тому, что я молодец, но услышала голоса из комнаты. Его и... Наташин.
Не знаю, как я устояла на ногах... а Том говорил за стеной Наташе:
— Спасибо вам, Наталья Ильинична, за помощь в этом деликатном деле.
— Ну что вы, не стоит благодарности, — говорила Наташа. — Ваша жена удивительна.
Я замерла.
— Да, это верно, — отвечал Том. — Надеюсь, все это останется между нами.
— Конечно, не волнуйтесь. Я сама вовсе не заинтересована в разговорах. Хотя, раз вы обратились ко мне с такой просьбой — какие-то сплетни дошли и до вас, верно?
— Откровенно говоря, да. И когда я увидел Джеки с вами, увидел, как она смотрела на вас, а вы на нее... Я знал, что у нее есть эта потребность, хоть она никогда и не говорила мне... вы понимаете, о чем я. Она стеснялась и молча страдала... а я хочу, чтобы она была счастлива. Во всем. И я как медик не вижу ничего дурного в таком... времяпровождении. Напротив, это чрезвычайно полезно для женского организма. И законом это не запрещено, в отличие от сами знаете чего.
— Простите за деликатный вопрос, Томас Гарриевич, но... вы не ревнуете?
— Ну что вы, Наталья Ильинична! Вот если бы вы были мужчиной... но здесь я верю Джеки на сто десять процентов.
Наверно, ни один индеец никогда не крался так бесшумно, как я прокралась к выходу. Прикрыла дверь, не дыша — и опрометью пустилась на улицу, и там еще бегала, наверно, целый час, как маленькая девчонка, и ревела, и визжала, и майское солнце, по-моему, тоже визжало со мной.
Значит, Том подстроил все это ради меня. Он подарил мне Наташу. Я задыхалась от благодарности и любви к нему, и от разочарования в Наташе, которая просто выполняла его заказ... и может, он даже заплатил ей.
Но я все равно люблю ее и буду любить всегда.
• • •
Сегодня ко мне придет Она.
Мы ни о чем не говорили ни с ней, ни с Томом, но я знаю, что это будет последний раз. Чувствую. Почему — не знаю.
Кстати, та запись в дневнике — про чашку с водой — она есть. Настоящая. Я записала ее в здравом рассудке.
Что с этим делать — не знаю. Пробовала двигать предметы взглядом — не выходит. Даже смешно.
Мужу ничего не сказала, хоть это, наверно, именно то, о чем он спрашивал. Откуда он знает, интересно?
Загадки, загадки... Сама моя жизнь, мое «я» — загадка. Кто я? Меня целых двое в одном теле, и я даже не знаю, где Джек, а где Джеки.