плену.
Я осмотрелась. В комнате ничего не было, кроме койки. Ни зеркала, ни тумбочки, ни туалета. Даже окна не было, — вместо него светила мерзким белым светом большая лампа на потолке. Дверь, конечно, была заперта.
На мне тоже ничего не было, даже сережек, подаренных Томом. Я была голая, лысая, безбровая и наверняка уродливая, как дьявол. Дико хотелось реветь, но я сказала себе — «заткнись!» — и заперла слезы где-то во внутреннем шлюзе, и они там щекотали меня, пока не испарились.
Выхода не было, и я просто ждала, усевшись на койку.
Ждать пришлось недолго: минут через пять дверь открылась, и ко мне вошел Он.
Или Оно.
Вообще это был мужчина. Он был одет в белый халат, как люди из той лаборатории ФБР. Почему-то я чувствовала в нем что-то странное, хоть он почти не отличался от обычных людей. Что такое было это «почти», я не могла сказать.
И только потом я поняла, что Он как-то похож на моего отца. Не внешне, а... не знаю, как.
Он остановился в двух шагах и молча смотрел на меня, голую. А я на него.
Потом он сказал по-английски:
— Добро пожаловать к нам, Джеки.
— Что, все-таки упекли меня в свое ФБР? — спросила я.
Он ухмыльнулся:
— ФБР? Это не совсем ФБР.
— А что? КГБ?
— Нет, и не КГБ. Мы даже... не совсем в Советском Союзе.
— А где?
— Не беспокойся. Со временем ты все узнаешь.
— Зачем вы побрили меня?
— Чтобы ничего не мешало изучать тебя.
— Изучать? Опыты собираетесь ставить, да? — я даже охрипла от крика.
— Я бы так не сказал. Скорее — сотрудничать с тобой. Ты нужна нам.
— А вы мне — нет.
— Ну-ну. Это не так существенно. А сейчас... сейчас нужно выполнить обряд обладания.
— Какой еще обряд? — передернуло меня.
— Древний обряд, без которого мы не сможем плодотворно работать с тобой.
В дверь вошли трое. Прежде чем я успела что-то сообразить, они завалили меня на койку и развели мне колени. На руках и на ногах у меня защелкнулись какие-то замки.
Потом они вышли. Первый, самый главный, снял штаны и трусы, а я кричала и, кажется, ругалась русским матом.
Он подошел ко мне и стал трогать мне грудь и вагину.
Самое мерзкое, что я сразу почувствовала возбуждение — вязкое, болотное, как в кошмаре. Одно то, что меня, голую и беззащитную, распахнули всей срамотой перед ним, нагнетало подсасывающие волны в пах. Проклятое мое тело! Впервые за эти годы я ненавидела его.
— Чтобы не драть тебя всухую, — приговаривал он, поглаживая мне вагину. — О, как быстро мы мокреем... горячая девочка...
«Нужно о чем-то говорить, — поняла я. — «Сопротивляться...»
— Что это за работа, для которой вы насилуете чужую жену? — крикнула я. — Шлюхой хотите сделать?
И поняла, что это неправильный поворот: от одного слова «шлюха» в паху заныло еще сильней.
— Ну что ты. Всего лишь один раз... а потом — только если захочешь, — ухмыльнулся он, массируя мне клитор. Дьявол, я уже текла, как труба у нас в ванной...
— Как