Развеянный свет. Часть 1

месяцы отказалась идти на факультатив к Герману Сергеичу. Тем большим шоком была для нее новость, что вечером передал Юра: «ГС уволился. Дорабатывает две недели до НГ. Потом нам старую мымру поставят».

В конце сообщения был недовольный смайлик. Маша понимала причину его разочарования — Юрка надеялся поступить на физмат в престижный вуз, а за полгода перед экзаменами потерять хорошего учителя по профильному предмету было еще той подставой. Ее же сердечко пропустило удар совсем не из-за потери любимого учителя. Кулаки сжались, на глаза навернулись слезы, а в голове набатом била мысль — «это из-за меня, он уходит из-за меня». Она что-то сделала не так, спровоцировала его, а он слишком благороден и решил взять всю ответственность на себя.

Маша едва дожила до понедельника, измучившись чувством вины и раскаяниям. Утром, сказав родителям, что идет на нулевой рук, пораньше прибежала в школу. В тревоге тихонько нажала на ручку его кабинета, боясь, что он поменял привычки и перестал приходить раньше всех. Темный класс и вправду был пустым. Скользнув глазами, девушка увидела приоткрытую дверь и свет в прилегающей лаборантской. Непонятно от куда взяв смелость, Маша тихонько прошла внутрь и прислонилась спиной к двери. Герман резко дернулся, услышав щелчок замка, вскочил из-за стола за которым сидел, в шоке уставившись на нее, но быстро взял себя в руки и снова сел, надев маску холодной строгости.

— Синицина? Доброе утро. Что тебе? — нетерпеливо постукивал он ручкой по листу, всем видом показывая, что она не вовремя, он занят.

— Доброе... — Маша замялась, она совсем не подумала о том, что ему скажет. Не ожидала этого безразличия от него. — Герман Сергеевич, это правда, что вы от нас уходите? — наконец собралась с духом девушка.

Тот лишь молча кивнул, пристально наблюдая за ней.

— Что-то еще, Синицина? — он явно не собирался объяснять свои поступки.

Маша нервно ломала руки.

— Если это из-за меня, — чуть слышно выговорила она, глядя в пол, — то не надо. Я больше не буду ходить к вам на занятия и вас доставать. Простите меня.

Холодность Германа от ее слов как волной смыло. Он было дернулся, но потом сильно вцепился руками в край стола, заставляя себя остаться на месте, подальше от нее.

— О чем ты просишь прощения, Маша? — хрипло, с едва скрываемой горечью, выдавил он. — Ты ничего не сделала.

Маша покачала головой, отвергая предложенную им индульгенцию, зажмурилась, не пуская рвущиеся из глаз слезы.

— Я влюбилась в вас, Герман Сергеевич, — с трудом выговорила она. — Я знаю, вы заметили. Но вы в этом не виноваты, — поторопилась закончить девушка, — вы просто очень хороший. А у меня это скоро пройдет, вот увидите!

Герман чуть не зарычал от неприкрытой искренности ее признания. Пройдет? Да он все бы сделал, чтобы никогда не прошло! Но не имеет права! Угораздило же его запасть на эту юную нимфетку! Когда, когда она пролезла к нему под кожу? Он ведь никогда раньше не воспринимал учениц как женщин,