с точностью сказать только одно — ее к нему неудержимо тянет. До боли. И если раньше тянуло больше платонически, она и не смела мечтать о нем на яву, то сейчас она физически чувствовала разрывающее душу желание не только увидеть, любоваться и восхищаться им, но и почувствовать, ощутить.
— Мамчик, у нас тут дополнительное занятие в школе по английскому назначили, я схожу? — позвонила она матери.
— А чего так поздно то? — удивилась та.
— Не знаю, вроде другого времени не нашли.
— Юра тоже идет? — родители явно симпатизировали ее молчаливому ухажеру.
— Не, у него подготовительные занятия в универе.
— Хорошо. Тогда набери папу, как закончишь. Не ходи по темноте одна, он встретит.
— Мам, да я не маленькая!
— Маша, не обсуждается!
— Хорошо-хорошо, я ему напишу как закончим. Думаю, часов в семь, — сдалась девушка. Не, предки у нее нормальные, но уж больно помешанные на ее безопасности.
Выскочив из дома, Маша бросилась обратно к школе. Уже смеркалось, зажигались фонари, зимой дни короткие. В школе было непривычно тихо, вахтер подремывал под телевизор в своей каморке и ее не заметил, из актового зала доносилась репетиция ансамбля, а в спортивном видимо разгорался нешуточный матч по баскетболу. Прошмыгнув мимо больших дверей в зал, побежала в левое крыло естественных наук. В щели из под двери Германа Сергеича увидела свет и, не давая себе времени на раздумье, быстро вошла внутрь. Он стоял возле окна, спиной ко входу, словно чего-то ждал.
Девушка застыла, боясь начать разговор первой.
— Не бойся, Маша, проходи, садись, — не оборачиваясь попросил он, точно зная, что это она стоит на пороге.
Девушка подошла ближе, но садиться не стала. Ей показалось странным сесть за парту, и что тогда — взирать на него снизу как ученица на учителя? Когда ей хотелось кинуться ему на шею и запрокинуть голову для поцелуя?
Герман наконец обернулся, вздрогнул, обнаружив ее так близко, но виду не подал и сел за учительский стол, приглашающим жестом указывая на парту перед собой. Девушка занервничала, не понимая, но подчинилась.
— Маша, я очень виноват перед тобой, — начал учитель. Говорил он медленно, с расстановкой, словно отрепетировав заранее. — То, что произошло, целиком моя вина. Ты к этому не имеешь никакого отношения.
— Но... — взвилась Маша, он прервал ее властным жестом, не дав заговорить.
— Девочки в твоем возрасте часто влюбляются в мужчин старше их. Это нормально. Мое же поведение не имеет оправданий. Я прекрасно осознаю это. И приму последствия, если ты решишь придать утренний инцидент огласке.
— Я никому не скажу! — пылко вскрикнула девушка, не узнавая в этом холодном, расчетливом мужчине того, кто так страстно и бережно целовал ее еще только сегодня утром, словно она была самой желанной женщиной на свете. — Я люблю вас, Герман Сергеевич, как вы не видите. Я для вас все, что угодно сделаю.
— Маша... Я то тебя не люблю, — спокойно, глядя в ее испуганные глаза отчеканил он.
Девушка замотала головой — не верю!
— Маша,