по щекам и грудям, и потом ебли, ебли, ебли до звона в ушах, когда в ней не осталось даже похоти, только выкрученное и отжатое до сухого жмыха тело...
• • •
Однажды случилась беда.
Лиля ждала ее, хоть не знала и не понимала, что и откуда. Слишком долго все было хорошо. «Долго» — Лиля не знала, сколько это. Три, четыре, пять дней, неделя или месяц, — она потеряла счет времени, и ей казалось, что она живет с Сережей вечно.
Сны отнимали ее силы. Ослабевшая Лиля чуяла беду, как зверь, и старалась прочувствовать каждую секунду с Сережей, каждый миг его присутствия и внимания. Ее едва хватало, чтобы вставать с постели. Лиля передвигалась, держась за стены, и не различала, где шум из окна, а где звенит у нее в ушах. Она чуяла конец, но не ожидала, что он придет так странно...
Она плохо помнила и плохо понимала, что происходит. Сереженька говорил ей, что им предстоит большое путешествие, и Лиля слушала, окутывая его своими ласками... когда вдруг в комнате с ними возник кто-то третий.
У него было знакомое лицо, и Лиля вспомнила, что когда-то, сто лет назад видела его в поезде. Он смеялся над ней; он враг, и он как-то вошел через закрытую дверь (верная деревенской привычке, Лиля сама проверяла все замки).
Сереженька что-то кричал ему на незнакомом языке; тот отвечал, наступая, и Лиля видела, как ее любимый отползает в угол кровати.
В комнате мерцал голубой туман. Она хотела защитить Сереженьку, но у нее совсем не было сил. Любимый громко говорил что-то, чего она не понимала, — а враг обхватил Лилю, как куклу, и потащил прочь.
Лиля надрывала горло в крике, видя под собой черную пустоту, усеянную мириадами огней, и ледяной ветер рвал ей рот и легкие...
Враг влетел с ней в окно и швырнул в кровать.
— Нееет!... — кричала Лиля, не слыша своего крика, будто ей залепили уши.
Она не ощутила рук, вплывших в нее, как в сгусток тумана. Ужас и отвращение сдавили ей легкие, и она отвалилась куда-то в никуда, в синюю тьму, густую и вязкую, как вакса.
• • •
Трудно сказать, что это было — обморок, сон или бред. Лиля ничего не думала и не понимала, но видела каким-то глубинным зрением, как тьма разжижается, отходя в стороны, и все пределы заливает молочный свет, чистый и безвкусный, как вода.
... Свет отвердел и опредметился. Перед Лилиными глазами очертилась белобрысая физиономия.
Она озабоченно вглядывалась в нее.
— Ну? Неужели очнулась?
Лиля застонала.
В ней не было ни одной, прямо-таки ни единой мысли, кроме ошметков тьмы, висящих где-то на краю ума.
— А... где Сереженька? — спросила она.
— Какой еще Сереженька? Ааа, это, наверно, он так тебе назвался? Скорей всего, в тюрьме. Или в предварительном.
— В тюрьме?!..
Лиля напряженно всматривалась в белобрысую голову, пытаясь вспомнить, чем она ее так пугала.
— Ну да. Послушай, ты что, вообще ничего не помнишь?
Минутой спустя Лиля жадно ела, подобравшись в кровати. Она была зверски голодна, до звона
Потеря девственности, Фантазии