Любовь и дворянство

кафедры — немолодая, но очень соблазнительная женщина — переспелый фрукт, выстреливший небывалой сладостью. Так хурма течёт, готовясь сгнить, так банан становится чёрным и одновременно невероятно сладким. Так Алла Владимировна текла между ног от одного вида молодого жеребца — единственного в кафедральной конюшне.

— Зайдите, пожалуйста, после занятия ко мне, — шепнула она Наполеону.

Того за глаза называли Бони из-за внешнего сходства с профилем великого полководца. Студенты, конечно, прознали о необычном прозвище. Так оно к нему и прилипло.

Бони скачет по коридору на вызов. У завкафедры бальзаковская лихорадка. Она тащит жеребца в личный кабинет для прочистки чакр. Сажает звонаря на угол стола, раскладывает яйца на жёлтый треугольник, приступает к заклинанию змея. Джинн, разбуженный средь бела дня, потягивается, заливая полые сосуды кровью. Рот Аллочки-членоедки — это сказка, арабская ночь с вязью языка и засосами щёк. Она не сосёт член, она вытрахивает его полой вакуумной пробкой с сочной слизистой, спрятанными зубами, активным языком-спермососом. Она готовит жеребца к случке, а потом задирает юбку и подводит кобылу. Подгнившая хурма сладко чавкает, раскрываясь под осадой быстрых пробиваний. Серёжа приучился трахать начальницу по приказу, тут бы отказаться, послать её к чёрту. Но баба в течке что белены объелась, грозится уволить, старуха, за невыполнение служебных обязанностей. То ли в шутку, то ли всерьёз.

«Чёрти-что! — ругается про себя Серый, обслуживая кобылу. — Насилие на работе, сил моих нет».

И всё же он рад мимолётному развлечению. Адреналин на работе зашкаливает, вокруг студенты вьются, школярят за дверью, жмутся к дверному проёму в надежде на зачёт. Но зачёт сегодня у него, Серый сдаёт экзамен на профпригодность. Все параметры в норме: член задран на сорок пять градусов, залит сталью на пять атмосфер, максимальная скорость проникновения — три-четыре в секунду. С такими показателями кобыла быстро забивается в пароксизме оргазма, только что не орёт на весь деканат. Пальцы в рот помогают ей заткнуться.

— Кончи мне в попку! — канючит она девичьим голоском шестилетней плаксы. Молодится, сука, морочит башку парню! — Серёжа не промах, сечёт фишку. Но сейчас желание барышни с бздиком — закон. В попку — так в попку. Он головкой находит анус в заднице. Большая кадка, ведро, по сути, разбитое, имеет маленький клапан для выпуска пара. Твёрдое полено Наполеона пробивает смазанную пальчиком дырочку, входит в тыл и бьёт из всех пушек. Бах — задница растекается зачатками целлюлита под ударом лобка, ба-бах — ствол влетает по яйца в девственный анус тётеньки. «Любишь медок, люби и холодок!» — Серый даже рад, что тётя Алла не рада. Уж теперь-то он оторвётся на старухе.

— Эй, полегче, — ревёт та из-под задранной юбки.

«Сама напросилась!» — он дерёт её не в ведро, а в клапан, сиськи вылетают из-под бруствера.

«Сука! Сука! — сражается Бони. — Блядь, как же ты меня заебала!» — член замирает выплёскивая острые струи спермы в презерватив, задница, возбуждённо принимая подаяние, потряхивает крупом. Обмякший, член выскальзывает из разбитой щели. Тётя Алла довольно подтягивает трусики-стринги, колготочки, опускает юбку. Как бы и не было