Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Часть 5

их и выяснить, что они там делают.

Меж тем, по мере подъема по лестнице, речь ночных гостей начинала становиться различимой.

«Сбрендил, что ли? И не думай даже. Мы о таком не договаривались».

«Ты мне тут не дерзи, пацан. Тоже мне, воротила — сдает коматозную девчонку, дерет за это три шкуры, еще и условия, вишь ли, какие-то ставит. А оно, знаешь, шибко дорого выходит, за простые-то тисканья».

«Но если ее отец узнает, он мне башку открутит, натурально! Он с ней носится, как дурень со ступой. С другого конца страны приедет, если понадобится».

«Ой, да не ссы. Девка, поди, так и останется бревном лежачим на всю жизнь. Ну скажи, откуда вот ее батя допетрит, что она немного продырявлена, а? Да неоткуда».

«Неоткуда?! Ты считаешь, что после этого не останется следов? Я вообще удивлен, что он не заметил синяки у нее на заднице после прошлого раза».

«Слышь, паря. Умолкни уже. У меня от твоего нытья плохо стоит, даже на такую молоденькую. Иди лучше на стреме посиди, раз так очкуешь».

Под эти слова Гарольд уже заходил в спальню. Медленно, тяжело, словно продираясь сквозь кисель, не веря в происходящее. То, что он видел и слышал, смахивало на кошмарный сон. Оба «гостя» находились спиной к двери, поэтому пока не замечали его. Парень нервно переминался с ноги на ногу и мусолил в руке пачку видавших виды банкнот. Его собеседником оказался увенчанный плешью корпулентный немолодой мужлан исключительно отталкивающей наружности. С подобными типусами даже самые оголтелые проститутки лягут, минимум дважды подумав, да и то если только они растеряли последние остатки самоуважения. Возможно, именно это было причиной того, что он здесь находился и делал то, что делал: голый ниже пояса, он пристраивался между широко разведенных ножек «Крошки Джейни». Она была полностью раздета, на ее грудках в свете керосиновой лампы блестело что-то, сильно напоминающее слюну. Белоснежное, не выказывающее ни малейшей реакции на вопиющее домогательство лицо практически сливалось с сияющей белизной наволочки подушкой, и только огненно-рыжие пряди выделялись на этом блеклом фоне. Столь беззащитная, она могла полагаться только на папу. Лишь папа мог уберечь ее от страшных жестоких обитателей этого вращающегося голубого шара ненависти.

Парень развернулся, видимо, решив внять совету, и тут же застыл на месте, как громом пораженный. Кровь мигом отхлынула от его лица, а глаза выпучились от ужаса. И у него были на то веские причины. На Гарольда было страшно смотреть: в тот момент он являл собой квинтэссенцию ярости. Никогда в жизни он не испытывал такого гнева, не подозревал, что подобное чувство вообще может хоть что-то вызвать. От злости задергался глаз, на лбу повздувались вены, а ногти на стиснутых в кулаки ладонях до крови впивались в кожу. Никаких слов бы не хватило, никакая ругань не была бы достаточно красноречива. Он сделал шаг, другой. Парень тут же попятился, начал что-то бессвязно блеять, от страха растеряв дар речи. На его голос обернулся