Сила искусства

гадость кому-нибудь показывал? — спросила Бестужева, не замечая от волнения, что перестала выкать.

Но от Большакова эта существенная деталь состояния низложенной начальницы не ускользнула.

— Только тебе и себе, — сказал он.

«Тёлка не так тверда, как хотела бы казаться», — определил «Петрович».

«И склонна соглашаться... «— добавил «Борис».

— Значит, не показывал. Понятно... — Бестужева пересилила себя и подняла глаза на Большакова. — Так, что ты от меня хочешь? Признания в неблаговидном поступке?... Хорошо. Считай, что ты его получил. Что ещё? Разрешения онанировать на моё изображение?

— Да, — сказал Большаков по-солдатски прямолинейно. — Я хочу на тебя дрочить, но вживую, в твоём присутствии.

— Охренеть! — в голове Нины Георгиевны пронёсся поток всех матерных слов, что она, когда — либо слышала. — Ты с ума сошёл, мальчик!

Большаков пожал плечами:

— А что-нибудь более вдохновляющее есть? Всего пару минут, и я смогу приступить к работе... Приводить себя в полноценное состояние руками я научился уже здесь, в Армии. Этим занимаются все солдаты и не только. Дрочат на фотки из журналов, на офицерских жён, и больше всего на вас, Нина Георгиевна. Потому, что красивее и желаннее во всём гарнизоне женщины нет... — он перешёл на привычное выканье, считая, что таким образом будет подчёркивать уважение к соблазняемой супруге подполковника. — Даже не представляете, сколько спермы «слито» на вашу воображаемую попку и ротик...

Бестужева, слушала точно рыба, выброшенная на берег, беспомощно хватающая воздух, а после этих слов, торопливо прикрыла открывшейся рот узкой ладонью.

Вспомнилась сцена своего онанирования в пустой квартире:

«Почему грех порождает грех?» — мелькнуло в её хорошенькой голове...

— А как иначе солдатикам, оторванным на два года от женского тела, противостоять природной необходимости трахаться? — продолжал добивать несчастную жертву Большаков. — Насильничать? Не вариант. Потому что — противозаконно. Остаётся дрочить. Процедура известная, только пользоваться ею надо правильно. К движению рук включать усиленное воображение...

Судя по тону и решительному лицу рядового, Нина Георгиевна догадалась, что всё это была не импровизация, а хорошо продуманная атака на её супружескую честь, которая оказалась к подобной атаке не подготовлена...

Говоривший, отложил альбом и стал расстёгивать гульфик. — Можете смотреть, как это делается или отвернуться, Нина... Но не уходите. Ваше присутствие ускорит процесс...

Бестужеву словно столбняком пробило. Не веря в реальность происходящего, она тупо пялилась на появлявшуюся из прорехи солдатского галифе солидных размеров «колбасу» с неполностью отрывшейся головкой.

Только когда Большаков обхватил немалое «хозяйство» выпачканными в краску пальцами и, нагло улыбаясь, начал гонять его в неплотно сжатом кулаке, натягивая кожу и оголяя багровую залупу, женщина резко отвернулась.

На большее она просто не имела сил. Быстрые, сильные, послушные в любом танце ноги словно онемели. Как тогда, дома, возле стола, где лежал рисунок...

— Ох, хорошо-то как! — со стоном выдохнул у неё за спиной пересохшим голосом солдат. — Никогда так раньше не балдел!... Словно, в самом деле, выебал...

И затих.

Бестужева кинулась к двери...

Продолжение следует.