Сила искусства

будет больше, чем полгода. Нормально. Подполковник Поляков...

Названный офицер проворно поднялся со своего места.

— ... по прибытии в свою часть, распорядитесь передать начальнику штаба полка мой личный приказ. «За образцовое выполнение задание командования, предоставить рядовому Большакову десятидневный отпуск, с правом выезда на родину»...

— Есть, передать ваш приказ о предоставлении краткосрочного отпуска рядовому Большакову! — счастливо светился замполит Поляков.

Все головы, сидевших за столом совещания, благосклонно провожали уходящего рядового подобострастными лицами: «Каков молодец! Выпросил-таки, что хотел, сучара...»

...

Учения начались внезапно. По крайней мере, для Большакова.

Когда, в окружении таких же «богомазов» и полигонной обслуги из срочников, «кусков» и младших офицеров, он выходил на террасу полигонной столовой, освещённое утренним солнышком крыльцо, накрыла моментальная тень, пронеслась над крышами ближайших строений и с оглушительным рёвом реактивного двигателя обозначилась стремительно удаляющимся точкой «МИГа».

Из голубого неба, в район столовой, с пронзительным воем падало что-то массивное. Оно походило на железную бочку из-под дизельного топлива и, казалось, сейчас грохнется на головы тех, кто с разинутыми ртами зевак, здрав головы, пялился на это «что-то».

— Ложись! — что есть силы, заорал ветеран с погонами старшего лейтенанта. — Воздух!

Солдатня и офицерьё, кто, где стоял, так и рухнули на землю.

«Сейчас, как рванёт!... «— успел подумать Большаков, прикрывая голову пилоткой и ладонями рук.

«Пиздец! — констатировал сообразительный «Петрович» — По-своим ебанули...»

«Бочка» по стремительной инерции унеслась за крайние строения и, где-то там, негромко бухнула. В безупречное голубое небо апрельского дня начал подниматься густой столб чёрного дыма...

Понимая, что «бомбёжка» временно отменяется, народ, смущённо переговариваясь, стал подниматься с земли и отряхиваться.

Тут новая волна стремительных теней пронеслась над строениями полигона, оглушив приходящих в себя человечков, неимоверным рёвом многих двигателей, превратилась в исчезающие чёрточки реактивных штурмовиков и, тут же, дальняя сопка, освещённая мирным солнышком, покрылась густым «кустарником» многочисленных взрывов.

За первой волной бомбометателей, понеслась вторая, третья...

Чёрный столб дыма, продолжающий подниматься вертикально вверх, оказывается, был не чем иным, как знаком, разрешающим летунам атаковать всё, что имелось по ту сторону от него.

Два больших вертолёта сели на плоскую вершину крайней сопки. Постояли и взлетели. Тут же от вершины сопки высоко в зенит поднялся, устрашающий своей известностью, бело-чёрный гриб «ядерного» взрыва...

— Бочку с бензином рванули, — сказал старший лейтенант, закуривая. — Мы её два дня назад глубоко заложили. Вот она со дна колодца и шуганула... Очень натурально получилось. Ты, это, паря, — обратился он к Большакову, — собирай свои краски-картины, да спеши к зданию штаба. Оттуда, аккурат в сторону твоей части «сто тридцать седьмой» пойдёт. Оно, конечно ЗИЛ, не автобус, но всё-таки — транспорт. Иначе застрянешь тут до конца учений, как пить дать!... Коль маршал прибыл, начальникам сейчас не до вас...

...

Большаков зашёл в пустующий спортзал, с лёгким сердцем вернувшегося домой человека. За те недели, что он провёл здесь, рисуя декорацию к балету, это место стало ему чем-то близким. Здесь его служба получила, пусть временную, но определённость. Приблизила к искусству.

Оформление Ленинской комнаты, боевых листков, стенгазет и помещения библиотеки, по