вверенных ему богомазов, был обязан.
Между Большаковым и ветераном войны состоялся такой разговор:
— Для кого? — спросил ветеран, указывая на почти завершённый портрет балерины.
— Хочу сделать подарок, — сказал Большаков.
— Красивая баба, — заметил ветеран.
— Прима-балерина.
— Понимаю. Но на службе не положено.
— Так это ж личное время.
— Личное? Откуда оно здесь у тебя?!
— Пишу тексты быстрее всех вот и...
— Пиши ещё больше. Сам знаешь, сколько надо перелопатить...
— Тексты писать скучно. Вот если бы что-то нарисовать... — Большаков, не задумываясь, ляпнул первое, что на ум пришло: — Портрет Гречко, например...
— Маршала? Портрет? А смогёшь?
— Как два пальца об асфальт...
— Ну-ну, не забывайся...
Ветеран с погонами старшего лейтенанта в задумчивости курил папироску и посматривал то на Большакова, то на незавершённый холст с изображением очень красивой женщиной.
— Краски откуда? У нас таких нет...
— С собой привёз.
— Так уж и с собой?
— Товарищ старший лейтенант...
— Ладно, хрен с тобой! Можешь свой подарок заканчивать. Только портрет министра — в первую очередь! К его приезду успеешь?
— Как два пальца... Успею. Только нужен холст на подрамнике и фотокарточка, с чего срисовывать.
— Лады!
Стороны несложных переговоров ударили по рукам.
— И это... — старший лейтенант поскрёб седеющий затылок. — Пиши, и то, что для полигона надо. Чтобы, так сказать, не сявали... А с теми, кто... — ветеран зыркнул в сторону приготовленных для текстов, грунтованных в синие цвета металлических щитов, — ... это моё дело...
Половина лица, выглядывающее из-за стопки щитов, мгновенно исчезло...
...
На рисование головы маршала Гречко Большаков затратил, в общей сложности, не более трёх часов. Но делал это так, что со стороны казалось — более суток. Нанесёт несколько нужных штрихов и берёт в руки палитру с красками для портрета Нины Георгиевны. Помажет у маршала височки и — вновь, к милому портрету...
Поскольку полотно для портрета маршала было без предварительной грунтовки, Боря для его создания применил графический приём, называемый в изобразительном искусстве «сухая кисть». Основой этой техники является нанесение краски на жесткую кисть, без каких либо связующих веществ. Некоторое время художник растирает эту краску по палитре, чтобы добиться равномерного распределения её по ворсу. Когда же кисть становится почти сухой (отсюда и название техники), работает ею по фактурной поверхности полотна.
Излишне «жирная» кисть может испортить рисунок в любой стадии работы. Здесь требовались: верный глаз, чувство меры, твёрдая рука и наглая уверенность в успехе. Всё это у девятнадцатилетнего рядового Бориса Николаевича Большакова, имелось в избытке.
Ещё до Армии, он пользовал сухую кисть для «быстрых» пейзажей, натюрмортов, и лиц людей, придуманных «из головы». Портрет конкретного человека рисовал впервые.
Со словами: — Лиха беда — начало! — он приступил к созданию шедевра.
Простым карандашом, так, чтобы линии графита были едва приметны, нанёс общие черты сурового лица и задумался над тем, каким колером воспользоваться?
«Английская красная» — излишне кирпичного цвета... «Архангельская коричневая» — чересчур тёмная... «Сажа газовая»? Бррррр. Никуда не годиться. Из-за этого траурного цвета, вся канитель с переделкой и случилась...
Взгляд остановился на тюбике с чёрным «Тиоиндиго».
В чёрно белом варианте масляная краска