Сила искусства

сравнению с тем, к чему он возвращался сейчас, не шли с новой работой ни в какие сравнения.

Единственное, что в том несерьёзном было существенно, так это — Елена Павловна, его первая любовница с которой он познавал науку — любить по-мужски: жёстко и разнообразно.

Однако теперь, перед ним стояла иная, более интересная цель — жена подполковника красавица и само совершенство, карма его нового влечения в мир красок и любовных грёз.

Пройдясь по спортзалу хозяйственным взглядом, Боря с удовлетворением отметил, что за время его отсутствия, никто ничего не испортил, не перемещал, не внёс изменений. В прохладном, не отапливаемом воздухе стояли привычные запахи акриловых и масляных красок, щекочущие ноздри летучие испарения уай-спирита и чего-то ещё, свойственного только художественным мастерским.

— Ну, здравствуй! — сказал Борис Петрович Большаков своему залу. — Я вернулся...

Он пронёс в дальнюю глубину не законченный портрет виртуальной пассии, прислонил посмотрел не него какое-то время, прикидывая следующие этапы работы, одобрительно хмыкнул и повернул лицевой стороной к стене. «Это, будет сюрприз, который проложит путь к моей красавице, — подумал он, поглаживая подрамник с натянутым полотном, — Надо только, чем-нибудь, заслонить... «.

Взгляд остановился на тумбочке.

Не извлекая содержимого, Большаков потянул тяжёлую тумбочку от стопки гимнастических матов к месту, где стоял прислонен к стене будущий «таран» сердечной обороны Бестужевой, соображая задним числом, что логичнее было бы принести к тумбочке сам подрамник с портретом, а не наоборот...

— Ох, и тяжелющая хрень... — только успел сказать он, как «хрень», распахнулась, и на досчатый пол, к сапогам художника посыпалось содержимое верхней полки...

— Чёрт! Дурная голова спине покоя не даёт...

Подбирая листы эскизов и альбомы Большаков, вспомнил о рисунке, который сделал по подсказке «Петровича»: «Не можешь дать за щеку, так хоть нарисуй про это».

Шутка второй ипостаси понравилась и, играючи воображением, рука художника изобразила, нечто похожее на разврат: прогнувшаяся в танце Бестужева, как бы, тянется к восставшему члену Большакова. Оба были обнажены и прекрасны.

«А ведь хорошо получилось!» — вспомнил Боря, полистал альбом в поисках эротического рисунка и, вместо него увидел край вырванного листа.

— Ни фига себе! Кто же это так «постарался?...»

В задумчивости, он таки перетащил тумбочку к портрету, и со злополучным альбомом уселся на стул.

«Кому это приспичило ковыряться в моих вещах?...»

Когда-то, ещё в начале службы, салабон Большаков, для будущих воспоминаний, попытался вести что-то вроде ежедневника, записывая туда «что увидел, о том и пою».

Но бдительный сержант Намаконов быстренько это «этнографическое творчество о солдатском быте в советской Армии» пресёк, уничтожил и направил «писаку» чистить гальюн на тридцать очков...

— Да, было дело, — вспомнил Большаков рожу Намаконова. — Но всё же, кто?..

«А ты не догадываешься? — подала в башке солдата свой голос первая ипостась «Борис». — Ключ от запасного входа в спортзал у кого ещё есть?... То-то же...»

— Она его порвала!

«Не факт. Возможно, реквизировала...»

«Ага, что бы любоваться твоим Малышом», хихикнул «Петрович»

— Что-то вы задолголись! Просто извелась, ожидаючи... — в спортивный зал вошла, Нина Георгиевна...

...

Заметив в руках художника известный ей альбом, женщина заметно