Монастырские рассказы. Глава 8

и всегда. Мне показалось, что он пил какое-то вино, но я ошиблась. Бросившись передо мной на колени, он прижал меня к своей груди и впился в мои губы страстными поцелуями. Целуя меня, он просунул руку между моих бедер и начал засовывать указательный палец в мою любовную дырочку. Я же умоляла его не делать этого, пытаясь сказать, что я вполне готова уступить ему свои прелести любым способом, который ему больше по душе, но если его дружок вонзится в меня, это будет достаточно жестоко и без того, чтобы мою маленькую сокровищницу раздражать еще и пальцем. Тогда я рассказала ему, что сделала с бальзамом для губ, и он ответил, что я действовала очень благоразумно, а он сейчас едва сдерживается.

— В самом деле, — сказал Виктóр, смеясь, — ваши страсти, мадемуазель, очень легко возбудить. Ну что ж, давайте продолжим.

С этими словами я положила руку на пояс его бархатных бриджей, и он, угадав мое намерение, расстегнул пуговицы. Бриджи были опущены вниз, и вот передо мной во всей своей обнаженной красе предстал его прекрасный член, — такой напряженный и нетерпеливый, как будто он не был между бедер девушки целый месяц. На фоне его светлой кожи рельефно выделялись вены, на конце древка темной сливой выделялась головка, а у основания, под густой матовой шерстью, подобно виноградной грозди, свисали крупные шары.

Он рассказал мне, что находится в таком возбужденном состоянии последние десять минут, и я высказала мысль, что, по-моему, он на лестнице или в коридоре испытал прелести некоторых из ожидавших его служанок, и, будучи прерванным чьим-то приближением, был вынужден бежать, не утолив своей похоти. Я произнесла это в шутку, ибо вполне догадалась, что когда паж кладет глаз на свою госпожу и с успехом проникает под ее нижние юбки, то он не станет преследовать более низкопробную дичь, по крайней мере, в течение некоторого времени. Поэтому я не очень удивилась, когда мой молодой генерал решительно отверг мое предположение, но должна признаться, была изумлена, услышав от него, что не кто иная, как сама госпожа маркиза, вернувшись с маскарада, возбудила его чувственные страсти.

— Что такое? — воскликнула я, — моя матушка?

— Да, даже так, мадемуазель, — ответил Виктóр, ничуть не смущаясь. — Вы же помните тот великолепный костюм, в котором она была одета, костюм пажа времен правления Генриха IV? Этот костюм очень хорош, его носят с плащом и камзолом, но когда их снимают, дама в нем выглядит очень соблазнительно и изящно.

Затем он принялся объяснять, что моя мать сразу же, как только вошла в свою комнату, пожаловалась на жару и в присутствии своей любимой горничной и его самого сняла с себя верхнюю одежду и выставила напоказ пару своих ножек в длинных шелковых чулках.

— Принимая во внимание, мадемуазель, — продолжал он, — что на ней почти ничего не осталось, кроме бархатной шапочки с опущенным белым пером, то неудивительно, что мои мужские страсти оказались настолько возбуждены