Монастырские рассказы. Глава 8

заполнил струей теплой густой жидкости.

Когда он опустился на мое тело, он разразился литанией в честь моей доброты, благожелательности, общей красоты ума и тела. Все это, без сомнения, очень льстило моему девичьему тщеславию, но мне хватило здравого смысла понять, что если бы я не была красивой девушкой, подарившей ему свою попку и киску, то ничего бы и не услышала о благородстве моего ума и характера. Когда мой красивый друг извлек свой орган и освободил мое нежное тело от своего присутствия, я сообщила ему об этом, и в то же самое время отважилась мягко возразить, что не могу не счесть неприличным и развратным использованием моей персоны тем образом, которое он осуществил, пока я спала.

На это он ответил, что никакие слова не будут достаточно сильны, чтобы выразить ту любовь и восхищение, которые он испытывает ко мне. Что же касается его маленьких действий, то вторгаясь в святая святых моего прелестного задка, он вовсе не имел в виду никакого неуважения ко мне, — под этим он подразумевал лишь величайшую доброту, ибо был уверен, что если бы мне пришлось подвергнуться более традиционному траху, то после него я не смогла бы ходить.

— Кроме того, вы знаете, моя милая мадемуазель, — продолжал он, — что такие представления отнюдь не редкость, и происходят, например, в то время, когда у молодой леди начинаются ее месячные дела и она не может принять своего любовника обычным образом; когда она боится забеременеть; или когда она беременна, приближается к родам, и опасается пострадать от члена, который вонзается ей в киску. Кроме того, иногда леди движет любопытство почувствовать это новое и необычное ощущение, а молодой джентльмен иногда хочет перемен, или его похоть принимает такое особое направление. На самом деле, моя милая госпожа, есть дюжина предлогов для того, чтобы устроить представление в задней дырочке.

— Да, скорее всего, вы правы, — ответила я. — А есть ли в вашей прелестной книжке картинки, иллюстрирующие такое целомудренное представление? — я произнесла это с деланным равнодушием, но на самом деле мне очень нравилось рассматривать эти непотребные картинки, особенно когда он объяснял их смысл в своей похотливой манере. Он тотчас же ответил, что их несколько и что ни одна книга с непристойными гравюрами не была бы полной без них.

Книга лежала рядом с лампой на столике у кровати, так что ему оставалось только протянуть за ней руку. В то же время он сообщил, что уже половина четвертого, и хотя ему вовсе не обязательно вставать раньше шести, он все же решил, что лучше уйти от меня в пять часов, чтобы его не заметили, и, следовательно, не возникло никаких подозрений относительно моей репутации.

Я была рада услышать от него подобное заявление, как по причине своего собственного комфорта — поскольку сильно подозревала, что за последние двадцать четыре часа у меня было столько траха в киску и в задок, сколько сейчас для меня было