Развеянный свет. Часть 4

рывком, вырвав протяжный стон. После пережитого экстаза ее влагалище становилось очень узким, сжимало его до болезненности, сводя с ума.

Маша сладко, ненасытно постанывает, лежа грудью в кресле, распущенные волосы рассыпались по узкой спине, спадают на пол, танцуя танго с просочившимися сквозь занавески солнечными лучами в такт ходящему ходуном телу хозяйки. Тянет руки вниз, там где сливаются их тела, гладит пальчиками, обхватывает выскальзывающий член, приподнимает, перекатывает тяжелые шары в мошонке.

Внезапно резко дергается, соскакивая с него, и тут же, удерживая член рукой, направляет его чуть выше, двигаясь на встречу своей круглой попкой. Герман быстро перехватывает контроль обратно, шлепая по шаловливым ручкам, ладонями обхватывает бедра девушки, удерживая на месте и снова входит во влажную, горячую пещерку, не давая ей больше своевольничать. За несколько минут доводит обоих до конца.

Стянув и отбросив использованную резинку, приподнимает очумевшую, на расползающихся ногах Машу и разваливается в кресле, усадив ее к себе на колени, покачивая в кольце рук, пока она приходит в себя. От расслабления тянет в сон. Маша было вскакивает — ″я окошко только открою″ — но он удерживает.

‒ И что это такое было, Мария Александровна? — строго спрашивает, ловя смущенный взгляд. Девушка отворачивается, краснеет, значит, неслучайно, понимала, что делает. — Эх, будь я твоими родителями, давно бы тебе все доступы к порнушке перекрыл, ‒ бессильно вздыхает.

‒ Ну, между прочим, кроме видео еще и рассказы есть, ‒ не очень раскаиваясь, оправдывается Машка, — кому какое дело, что я читаю?

‒ Меня ты о прочитанном решила поставить в известность очень оригинальным способом...

Маша занервничала, заглядывая в глаза. На самом деле рассердился или снова дразнит?

‒ Ты против? ‒ смущенно спрашивает. ‒ Я хотела сюрприз сделать.

‒ Ты его сделала, не сомневайся. До сих пор в шоке, что с ним делать. Девушка побледнела, поникла, губки задрожали, сложившись бантиком.

Герман иронично приподнял бровь — его на мякине уже не проведешь! За месяцы их тесного общения он хорошо усвоил, что в этом тихом омуте еще те черти водятся! Так что нефиг теперь из себя оскорбленную невинность строить.

‒ Маш... зачем это тебе? ‒ пытается разобраться, что творится в этой светлой головке.

Приподнимает личико, смотрит пристально, открыто, честно.

‒ Хочу, чтобы ты везде первым был...

Герман мученически стонет, чмокая в нос. Блин, Набоков все же разбирался в девочках-подростках гораздо лучше него! У его персональной Лолиты, слава Богу, хоть не столь юной, тоже огромные тараканы в голове.

‒ Кто же этим так занимается? С наскока, без подготовки? Ты вообще представляешь, что это больно? Или в твоих рассказах о таком не пишут?

Машка кусает губки под его гневной отповедью. Конечно, знает, просто не придумала, как по другому попросить попробовать.

‒ Тебе это очень неприятно? ‒ ставит в тупик прямым вопросом.

‒ Нет, ‒ Герман теряется. Да он и так растлитель малолетних, ему страшно и подумать еще и в этом направлении.

‒ А почему тогда? — робко спрашивает так, словно конфетку просит, а не заняться с ней анальным